Но думать об этом не хотелось. Потому что хотелось есть. Сейчас Лана вовсе не отказалась бы от предложения странного человека. Назвать его, даже мысленно, уродом девушке почему-то не хотелось. Скипина – сколько угодно, и мысленно, и вслух, а вот этого, реально безобразного мужчину – нет.

Оказалось, что вспоминала Лана о нем не зря. Пока она была в ванной, кто-то сервировал стол, заполнив его тарелками с вкусно пахнущей едой. И гадать о личности этого кого-то не стоило.

Лана села на пухлопопый стул и с удовольствием принюхалась. Итак, сегодня в обеденном меню присутствовали: куриный суп-лапша, свиная отбивная с грибами и жареным картофелем, овощной салат, фрукты, свежайший мягкий хлеб в плетеной корзиночке и свежевыжатый яблочный сок. Класс!

Девушка с удивлением обнаружила в себе не замеченную раньше способность получать сиюминутное удовольствие, наслаждаться моментом, отключившись от мрачной действительности.

Вот и сейчас – пропади она пропадом, эта действительность вместе с ее автором, господином Скипиным! С пузаном и его кознями разберемся позже, а сейчас – р-р-рмням!

Следовало отметить, повар у жиртреста был великолепный. Да и как иначе, учитывая выдающую жизненные приоритеты Виктора Борисовича комплекцию. Чревоугодие находилось явно во главе списка этих самых приоритетов. И повар Скипина умел угодить чреву, ничего не скажешь.

А Лана и не собиралась ничего говорить, она наслаждалась пищей.

И только когда допила сок, вдруг подумала, что пухлый гнус вполне мог подсыпать в еду снотворное, чтобы, воспользовавшись беспомощностью усыпленной жертвы, грязно надругаться над ней. О-о-о, а-а-а, за что?!

Нудить в стиле женских романов почему-то не получалось, да и спать не хотелось. Похоже, никто грязно надругиваться над Ланой не спешил.

Не удержавшись, девушка снова хихикнула, но вовремя купировала подступивший к горлу комок смеха. Ну что ты будешь делать, а! Одна лишь мысль о занимающемся сексом Скипине вызывала не страх, не омерзение, а один лишь смех. Представлялось что-то копошащееся, сопящее, тщетно пытающееся отыскать под наслоениями брюха орудие труда. А оно, орудие, зловредно пряталось, злоупотребляя своими микроскопическими размерами.

Все, хватит, иначе справиться со смехом будет сложно, а ржать с набитым желудком – вредно для пищеварения.

Лана встала из-за стола и подошла к двери. Понятно, что заперта, а вдруг?

А вдруг не случилось. Дверь жеманно хихикала, когда пленница дергала ее за ручку, но открываться явно не собиралась.

Ну и ладно.

Еще минут двадцать девушка занималась изучением содержимого аппендикса. Но, как и в человеческом организме, здесь сконцентрировалось все самое, по мнению Ланы, ненужное. Пуфики, подушечки, картинки, вазочки, фарфоровые безделушки, диванчик, креслица – почему-то всему, что громоздилось в комнате, хотелось приклеивать уменьшительные суффиксы, таким оно было липким и приторным.

А главное – ничего тяжелого и достаточно прочного, что можно было бы использовать в качестве оружия. Вот вкатился бы в следующий раз Скипин, а Лана его – хрясь по плешивой макушке! Жиртрест стекает неопрятной кучей, а пленница, сжимая в руке оружие возмездия, с боем прорывается на свободу.

Но даже пуфики и креслица не годились для этой благородной цели, слишком уж хлипкими они выглядели.

А в декоре комнаты не было ни гранатомета, ни пистолета, ни хотя бы чугунной статуэтки каслинского литья.

Столовые приборы для миссии освобождения тоже не годились, проковырять ими тушу Скипина вряд ли удастся.

Если только в глаз попасть, как и положено бывалому таежнику, чтобы шкурку пушного зверя не повредить.

Но тыкать жирдяю вилкой в глаз Лане почему-то не хотелось. Гадко и противно. Вот шкуру – да, шкуру она с удовольствием попортила бы. Во многих местах.

Пока Лана придумывала различные варианты наказания главы концерна «Скиф», среди которых самым безобидным было знакомство детородного органа Виктора Борисовича, облитого предварительно сахарным сиропом, с обитателями ближайшего муравейника, за дверью послышались все те же шаркающие шаги.

Пленница отошла к окну и, дождавшись появления обезображенного мужчины, решительно начала:

– Может, вам это и безразлично, но я хочу, чтобы вы знали – мои обезьяньи вопли при вашем первом появлении к вашей внешности никакого отношения не имеют. Нервишки просто расшалились. Трудно, знаете ли, сохранять спокойствие после того, как тебя вырубили в собственной машине и приволокли в совершенно незнакомое место.

На протяжении оправдательной речи мужчина молча собирал посуду, складывая ее на сервировочную тележку. И никак не реагировал на монолог пленницы. Создавалось впечатление, что вместо девушки перед ним предмет мебели, к примеру, этажерка.

Лана разозлилась:

– Вы что, оглохли?! Или Скипин подбирает в штат лизоблюдов по своему образу и подобию? Таких же сволочей и подонков! Не знаю, что или кто вас так изуродовал, но это не повод ненавидеть и презирать всех и вся!

Человек, стоявший спиной к пленнице, на мгновение замер. Тарелки в его руках испуганно звякнули, опасаясь, видимо, что их сейчас либо уронят, либо запустят в голову слишком говорливой девицы. Результат в любом случае один – осколки. И безвременная кончина.

Если мужчина и хотел что-то ответить, его хотение было недостаточно сильным. Он поставил облегченно выдохнувшие тарелки на сервировочную тележку и принялся протирать стол.

Почему поведение обезображенного человека так задевало ее, девушка объяснить себе не могла. Это ведь прислужник Скипина, его верный пес, ведь вряд ли плешивец поручил присматривать за пленницей ненадежному человеку! Не все ли равно, как он относится к Лане? Жалко стало бедолагу? Себя пожалей, дурища.

Не вопрос! Девушка метнулась к открытой двери, мстительно толкнув надменно-невозмутимую спину. Судя по оглушительному грохоту, толчок оказался результативным, но оглядываться, чтобы насладиться картиной разрушения, беглянка не стала.

Лана прекрасно осознавала, что сейчас убежать ей не удастся, она хотела только одного – добраться до телефона. Любого. Главное, чтобы он работал.

Вылетев разъяренной жужелицей из комнаты, беглянка еле успела притормозить возле перил. Еще чуть-чуть, и полет жужелицы уподобился бы полету булыжника. С той же грацией и скоростью. И, умножив массу на ускорение и высоту третьего этажа, получить в результате груду переломанных костей на полу.

Оказалось, что на этом этаже была всего одна комната – тот самый аппендикс, из которого только что вырвалась Лана. Эдакая светелка Рапунцель. Или любой другой сказочной девицы, заточенной на вершине башни.

Площадка перед комнатой была настолько крохотной, что, будь у беглянки время, она непременно поудивлялась бы, как удается более чем объемистому Скипину здесь помещаться. Не говоря уже о том, чтобы свободно перемещаться, не рискуя сверзиться вниз.