Потом, конечно, музыка заиграла: жуткая попса, как водится.

И эти мрачные корпоративщики пустились в странный пляс: с непроницаемыми лицами – как бы отдельно от ног, которые кренделя выделывали сами по себе.

А к столу приятеля подошла миловидная девушка (одна на весь корпоратив такая была) и пригласила танцевать.

Ну, приятелю интересно стало:

– А вы кто? (говорит).

Девушка с готовностью отвечает:

– Психоневрологический диспансер.

Ну, подумал приятель, тогда все ясно.

Там два амбала танцевали какой-то жуткий медвежий танец – как медведи в цирке из-под палки: с такими лицами, что им сейчас дрессировщик по башке дрыном, если перестанут.

Приятель говорит:

– А вот эти кто?

Девушка с готовностью отвечает:

– Наши санитары!

И шепчет приятелю:

– Я их побаиваюсь.

Еще бы: рожи такие, не приведи господь – щас прям и повяжут, и аменазин вколют.

Девушка вздохнула:

– Последний раз, наверно, гуляем: разгоняют нас…

– А психов куда? На улицу?

Тут во всю мощь заиграл «Владимирский централ», и приятель ответа не услышал.

Это санитары заказали, судя по всему.

Уж больно они радостно под это отплясывали.

Вот такая новогодняя история.

Вот что со мной однажды приключилось.

Пошла я как-то на кладбище, на могилу к подруге. Ну, и когда уже шла к выходу, повстречала двух пожилых милых дам.

Дамы меня спрашивают:

– Извините, а где здесь туалет?

Я вспомнила, где – прямо вот, говорю, за церковью, ее обойдите.

Дамы обрадовались и двинулись было по направлению к этой церкви, но одна из них, остановившись, вдруг говорит:

– Может, вы нам и могилу нашу найдете? Мы вот уже час ходим и никак не можем найти.

Ну, она пошутила, конечно, а я говорю:

– Как зовут?

Дама оторопела и говорит:

– Коротков Виктор Иванович, 1905 года рождения.

А я, неплохо зная это кладбище (я люблю рассматривать могильные надписи и размышлять о тщете всего сущего – кто-то и 90 лет прожил, а кто-то – 20), как раз помнила, что в одном закутке видела такую плиту: память у меня на имена очень хорошая. Причем за могилой давно никто не ухаживал.

Я закрыла глаза, пошептала про себя что-то и говорю:

– Сейчас найдем вашу могилу. А он вам кто?

Они замялись.

– Да никто (говорят хором). Это скорее по делу.

Ну, я их и провела к месту.

Они оторопели.

Та, что постарше, говорит:

– Вы – экстрасенс?

– Типа тово.

– А почему в «Битве экстрасенсов» не участвуете?

– Участвовала. Но всегда побеждала. Не было у меня конкурентов. Вот меня из зависти-то оттуда и попросили.

Вторая дама неожиданно и совершенно серьезно спросила:

– А вы не скажете, что с Россией будет?

Ну и вопрос, думаю.

И говорю:

– Не скажу. Секрет.

– Америка нас не завоюет?

– Нет, – говорю. – К сожалению.

– Почему к сожалению? (спросила дама, впрочем, не агрессивно).

– Потому что на углу ужасные хот-доги продают.

Обе засмеялись.

Вот теперь думаю, зачем им эта могила была нужна.

Мама говорит:

– Ты же экстрасенс и не знаешь.

Один наш приятель-режиссер рассказал, как он во времена оны поехал в глубинку искать место для съемок.

Вокруг – ни души.

Наконец какая-то пожилая тетка появилась, он ее спросил, где тут что, и она ответила как-то неохотно, сквозь зубы. И тут же исчезла.

А на горизонте появилась еще одна тетка, которая поведала нашему приятелю, что, мол, та первая – убивец (так и сказала – не убийца, а убивец).

– Кого ж она убила? – спросил приятель.

– А! Двух мужей!

Ну, приятель вздрогнул и покатил дальше.

Вдруг через несколько минут опять та первая тетка, которая убивец, появилась и попросила до сельпо довезти. Приятель наш был человек добрый и посадил эту тетку.

Разговорились.

Он ее прямо спросил (а там, в тех местах, так принято, он рассказывал, все прямо спрашивать):

– А вы правда своего мужа убили?

– Ага, – сказала тетка с довольным видом.

– А за что?

– Пил, бил и все такое.

– Понятно… Ну а второго за что? За это же?

– Нет, – сказала тетка. – Второй меня не бил. Убила, потому что сильно надоел: нотациями своими. На суде я так и сказала: что типо надоел своими бе бе бе бе… Но если за первого меня простили, то за второго посадили…

Помолчали.

Приятелю уже жутко как-то стало.

Тетка первая прервала молчание и говорит:

– Ну а на зоне я с третьим своим мужем познакомилась.

Тут приятель похолодел:

– А этот третий хоть жив?

– Пока жив (сказала тетка как-то даже самодовольно).

Приятель решился:

– А третьего вам убить не хочется?

Тетка ответила с готовностью:

– Еще как хочется! Но на зону неохота – скучно там… Правда, он знает, что ко мне лучше спиной не поворачиваться: так и хочется мне его огреть сковородкой, а сковородка-то старая, чугунная…

– Зачем же он с вами живет? – спросил приятель. – Опасно же?

– А ему как раз это и нравится! – сказала тетка. – Он этот, как его… Городские его так называли… Манокит какой-то…

– Мазохист?

– Ага! Точно! Мазохист.

* Тот, кто читал и раньше мои книжки, знает, что живу я в Подмосковье, в городе Химки – колоритном, как и всякая российская окраина, городке. В этой главе как раз собраны рассказы о Химках и их обитателях.

Пошла я как-то в наш химкинский банк.