– Вы его знаете?

– «Учитесь властвовать собой», полковник, – процитировала она Пушкина, продолжая идти. – Это вам пригодится во всех случаях жизни, – и пояснила: – Нет, мы его не знаем, но как-то раз шеф пришел на работу очень веселый и сказал: «Представляете, встретил школьного друга, которого черт знает сколько лет не видел! И оказалось, что мы с ним все эти годы параллельными курсами шли!» И что же?

– Как мы поняли, ваш шеф ничего не доложил по инстанции, а решил разобраться во всем сам. И, разобравшись, сказал, что, не будь он по рукам и ногам повязан, дал бы делу официальный ход, а так он будет вынужден заставить зараженного уйти по собственному желанию. Вот мы и решили, уважая его волю, за которую он практически заплатил жизнью, провести свое расследование, и очень надеемся на вашу помощь, – закончил Стас.

– И правильно делаете, – кивнула она. – Что вы уже успели выяснить?

– Мы основывались на том, что нам передал его друг, и оказалось, что основных зараженных шесть человек. Но он ориентировался на то, что среди имеющих доступ к источнику заразы только их имена, фамилии или прозвища начинаются на букву С – это ваш шеф проболтался. Но ведь он мог просто чего-то не знать или даже ошибиться.

– Такие люди не ошибаются, – твердо заявила она и попросила: – Но на всякий случай перечислите-ка мне этих шестерых – вдруг действительно друг шефа о ком-то просто не знал?

И Крячко начал перечислять:

– Зятек, его затюканный зам и, если мы правильно поняли, вдовствующая завлабша. А еще один очень кляузный завлаб, ужасно болеющий за производство старик и недавно потерявшая ребенка эсэнэска.

– Я поняла, о ком вы говорите, – кивнула Анна Григорьевна и, подумав, сказала: – Все правильно, на букву С действительно больше никого нет.

– Мы уже выяснили, что в тот день, когда заболел ваш шеф, затюканного и эсэнэски на работе не было, – продолжал Стас.

– Как и вдовы – у нее мужу девять дней было, – объяснила она. – А кляузник ушел с работы, как обычно, в пять часов, и зайти к нему шеф никак не мог. Таким образом, остаются Старик и Зятек. Грешить на Старика глупо – попытайся его кто-нибудь искушать, врезал бы тому от души, а подловить его не на чем – честнейший человек.

– А Зятек? – поинтересовался Крячко.

– Знаете, – усмехнулась Анна Григорьевна. – Я за свою жизнь много разных людей повидала, но такую гниду не встречала. Вы знаете, почему затюканный до сих пор кандидат? – спросила она.

– Нет, и это нас очень удивило – все-таки такая должность!

– Дело в том, что он гений, – как о деле совершенно обыденном сказала Анна Григорьевна. – А я когда-то прочитала неглупую фразу, словно о нем написанную: «Гению не трудно работать, гению трудно жить!» Его еще в институте окрутила шустрая девица из провинции – ему же большое будущее прочили. Потом его Хозяин взял к себе, дал квартиру рядом с комплексом – тут почти все наши живут, – и он начал расти как на дрожжах, кандидатскую мигом защитил, начал над докторской работать. И дело уже к защите шло, когда Хозяин умер. Все, конечно, понимали, что Зятек директором станет, а бедолага на его место пойдет, так что новостью это ни для кого не явилось. Но вот время шло, а бедолага никак не защитится. Тут-то и выяснилось, что Зятек его под себя подмял и его докторскую диссертацию на публикации под собственным именем раздербанил – он, вишь ты, в академики метит. Только не получится у него ничего – Великие Старцы цену ему знают.

– А бедолага – не боец, вот за себя постоять и не смог, – предположил Крячко.

– Там ситуация еще гаже была! Когда затюканный понял, чего от него Зятек хочет, то решил из комплекса уйти. Так Зятек начал через его жену действовать. Взял ее с собой пару раз за границу, наобещал с три короба, вот она мужа и вынудила сдаться. Она надеялась, что Зятек на ней женится, и даже с мужем развелась, после чего бедолага к матери в Москву перебрался. Зятек же, получив, что ему нужно было, ее послал! А бедолагу тем временем уже одна честолюбивая мэнээска к рукам прибрала, кстати, она скоро в декрет уходит. Но вот большую часть зарплаты затюканный бывшей жене на детей отдает, потому и выглядит так непрезентабельно. И, представляете, полковник, – усмехнулась она, – эта дрянь еще имела наглость явиться к Зятьку со скандалом – я, дескать, из-за тебя от мужа ушла, так ты теперь мне его в семью и верни! Еле ее выпроводили.

За этим разговором они неспешным прогулочным шагом дошли до практически пустого кафе, где и сели за столик в углу. Меню разнообразием не блистало, но голодному Крячко и это было за счастье, а вот цены действительно не кусались.

– Это кафе – семейный бизнес. Сюда в течение рабочего дня обычно ходят работники из близлежащих учреждений, а вот по вечерам и в выходные оно большей частью пустует, так что нам здесь никто не помешает, – объяснила Анна Григорьевна.

Они сделали заказ: Крячко набрал себе всего побольше, а она – кофе с булочкой, и в ожидании заказа Стас заметил:

– Знаете, дорогой друг, меня очень удивляет, как руководство терпит выкрутасы Зятька.

– Так бог заповедовал делиться, – усмехнулась она.

– Ну, тогда понятно, – хмуро кивнул Крячко.

Тем временем ей принесли ее заказ, а ему – салат, и он набросился на него, сметя в считаные минуты.

– Простите, но я целый день ничего не ел и мне не до этикета, впрочем, я ему и не обучен, – объяснил Стас.

– Ведите себя, как вам удобно, – улыбнулась она. – Когда человек занят мыслями о том, как он выглядит со стороны и что о нем могут подумать, толку не будет. И давайте по делу!

– Скажите, а чем вы занимались, когда ваш шеф был так занят трудами праведными? – спросил Крячко.

– Отдыхали. Машина шефа была в длительном ремонте – это такое старье! А я была в отпуске. Мы бродили по городу, фотографировали… Это же такое удовольствие – ничего не делать! Представляете, рано утром, когда Москва еще только-только просыпается, пройтись по незагазованным улицам…

– Но Москва не спит никогда, – возразил ей Крячко.

– Неправда, в тихом центре еще есть места, где по утрам сохраняется патриархальная обстановка: только голуби воркуют да вороны каркают. Или поздно вечером, почти ночью, когда город засыпает. Идешь себе неспешно и наблюдаешь, как одно за другим гаснут окна, – мечтательно говорила она.

«Все ясно, – понял Крячко, – они наблюдали за людьми, которые живут в тихом центре. А поскольку Гуров уже все адреса пробил, то выяснить, за кем именно, будет нетрудно».

– Знаете, попадаются такие интересные здания или их фрагменты, которые так и просятся, чтобы их сфотографировали, – продолжала она. – Интереснейшие кадры получаются! Хоть на выставку посылай!

– Дорогой друг, вы так увлекательно рассказываете, что мне очень захотелось их посмотреть. Не покажете как-нибудь? – попросил Стас.

Анна Григорьевна внимательно посмотрела на него, подумала, а потом начала говорить, очень аккуратно формулируя свои мысли.