располагает гораздо большей силой, чем раньше. Но Гитлера мы все равно отсюда выбросим!

Я ушла с Юлеком в комнату. Мама в кухне готовила завтрак. Ведь в половине третьего нужно вставать.

Фучик стоял у открытого окна и глядел на звездное небо. Он прощался с краем, который больше года был для него прибежищем. Стояла короткая летняя ночь. Нигде не видно ни огонька, всюду строгое затемнение. Но зато ярко светилось небо. В садах стрекотали кузнечики, где-то в деревне залаяла собака, на ветке ближайшего дерева зашелестел лист, тихо, тихо, однако Фучик услыхал его шепот– так напряжен был слух. За железнодорожной линией медленно текла Зубржина, вдалеке холмы сливались с горизонтом.

– До свидания, Густина, – прошептал Юлек.

– Юлек мой! Ничего плохого не должно случиться, – тихо ответила я и обняла его. – Как ты сообщишь нам, что счастливо добрался до Праги?

Он ответил, что по приезде выяснит обстановку в нашей квартире и тут же напишет шифровкой. Абзац в письме, начинающийся перечеркнутым словом, и будет содержать сообщение. Если слово будет перечеркнуто одной линией, то это означает, что надо читать только первую букву в каждом последующем слове. А если начальное слово в абзаце будет перечеркнуто двумя линиями, то следует читать только вторую букву следующих слов. Собранные таким образом буквы образуют слова, из которых будет ясен смысл. Если же я получу художественную открытку с поздравлением, то в течение недели мне нужно будет приехать в Прагу. В клубе работников искусств я получу указание, куда мне следует идти.

– Не грусти! – заключил Юлек.

Я была очень взволнована. А что, если «они» вдруг заявятся ночью? Как Юлек от них ускользнет? А он между тем лег в постель и заснул крепким сном. Набирался сил на предстоящий тяжелый день.

Половина третьего утра 30 июля 1940 г. Звезды начали гаснуть, наступал момент, когда все вокруг на какое-то время как бы впадает в дремоту. Но мы трое – мама, Юлек и я – были уже на ногах. Юлек с нами еще позавтракает! Никто из нас тогда не допускал и мысли, что это его последняя трапеза за одним столом с матерью. Он шутил, спрашивал, как мы выспались, говорил, что нам следует снова всхрапнуть, что он бы и сам поступил точно так же, но не беда – выспится в поезде.

Мы сошли по лестнице. Мама светила фонариком. Еще вечером я с Юлеком договорилась, что провожу его на вокзал. Из дверей первого этажа вышел Тихота, за ним – его жена. Юлек, прощаясь с матерью, обнял ее.

– До свидания, мама!

– До свидания, мой Юлечек, храни тебя бог.

Пошли. Зашагала рядом с мужчинами и я.

– Куда вы, молодая пани? – спросил Тихота.

– С вами. Провожать. До Осврачина.

– Не делайте этого. А что, если железнодорожное полотно охраняется, и мы наткнемся на патруль?

– Пан Тихота прав, – поддержал Юлек, – останься дома. Не тревожьтесь за меня, будьте спокойны и до свидания! Присмотрите за Йерыком, как бы не выбежал за нами.

«Он ушел во тьму, чтобы помочь принести людям свет», – подумала я.

«Ничто с ним не должно случиться! Ничто с ним не должно случиться!» – мысленно говорила я. И вдруг поймала себя на том, что считаю чашки в буфете, приговаривая: «Да, нет, да, нет, доедет, не доедет, доедет…» Это было смешно, что поделаешь? Когда же Юлек напишет? – спрашивала я себя. Только бы он в Праге осторожно узнал, как обстоит дело с нашей квартирой. Вспомнила также, что у него нет ни кроны денег в кармане. Ведь мы кое-как наскребли ему на железнодорожный билет. Как он там будет жить? Ничто с ним не должно случиться! Ничто с ним не должно случиться!

К обеду приехала Либа с детьми:

– Что случилось? Где Юльча? – были первые ее слова.

В полдень я ушла в лес за черникой, взяв с собой пятилитровый горшок. Я сказала себе, что если наберу полную посудину, то Юлек благополучно доедет до Праги. Рвала ягоды и гадала: доедет, не доедет, доедет… К этому времени он должен был уже прибыть в Прагу. Еще вчера мы вдвоем бродили по лесу. Как за несколько часов все изменилось! Еще вчера он имел крышу над головой, а сегодня…

Начал накрапывать дождь. Я решила: домой не пойду, хотя и понимала, что связывать судьбу Юлека с черникой – сумасбродство. Как мне хотелось увидеть, подобно дальновидящему в сказке, что с Юлеком!

Из леса я возвратилась под вечер. Промокла до нитки, зато горшок был наполнен черникой. Мама отругала меня, говоря, что я спятила с ума. Я и впрямь походила на водяного. Когда я объяснила, в чем дело, все мы – мама, Либа и я – посмеялись, потешаясь над моим видом. После того как мы поделились друг с другом своими тревогами, у нас вдруг стало легче на душе.

С великим нетерпением ждали возвращения Тихоты. Каждую минуту я поглядывала на черные «шварцвальдки». Маятник равномерно качался туда – сюда, туда – сюда, а стрелки, казалось, стояли на одном месте. Наконец Тихота пришел с работы. Я сбежала вниз, на первый этаж. Тихота успел лишь положить на стул свою сумку. Увидев меня, он улыбнулся и сказал:

– Все в порядке. Передаю вам от него привет!

У меня словно камень свалился с сердца. Эту опаснейшую часть дороги Юлек счастливо преодолел. Мы с Тихотой поднялись к нам.

– Все в порядке! – были его первые слова, заменившие приветствие.

И тут же он стал рассказывать:

– Выйдя отсюда, мы направились вдоль полотка. Впереди шел я, в нескольких шагах за мной – он. В случае необходимости я мог подать ему сигнал. Перед Осврачином пошли рядом. Я внимательно осмотрел станцию – нигде ничего подозрительного. Вскоре подошел поезд. Мы вошли в последний вагон. Пришел проводник, мой старый знакомый, ведь я по этому маршруту езжу уже десятки лет. Поздоровались, и я ему говорю, показывая на Фучика: «Это мой хороший знакомый. Едет в Прагу. Сделай так, чтобы он доехал туда без помех».

Проводник обещал: «Все сделаю, не беспокойся». Я распрощался с Фучиком. «Передайте привет Густине и всем дома. Все будет хорошо», – сказал он на прощание.

Мы пожали друг другу руки, и я ушел.

Четверг 1 августа 1940 г. Каждый день, кроме воскресенья, в Хотимерж приходит письмоносец. Он приносит нам газету «Лидове новины». Сегодня он принес письмо. Светло-серый конверт с неумело написанным адресом:

«Уважаемая барышня Либушка Нахтигалова, Хотимерж, п/о Осврачин, у господина Фучика».

Я отдала это письмо Либушке маленькой. Она открыла