— Я знаю, дружище, — мягко ответил Шадак, — но мы отыщем ее. А теперь тебе нужен лекарь.

Корабль отошел от пристани, колеблемый легкой вечерней зыбью. Ровена стояла на корме рядом с маленьким Пудри. Наверху у руля, невидимый им, стоял вентрийский купец Кабучек. Высокий и тощий как скелет, он смотрел на пристань. Он видел, как неизвестный воин сразил Коллана и как могучий дренай разогнал целую шайку головорезов. Чего только не совершают мужчины ради любви.

Кабучек вспомнил дни своей юности в Варсиписе и свое влечение к юной деве Гаренини. «Любил ли я ее, — подумал он. — Или это время стремится расцветить серое прошлое?»

Корабль приподнялся на волне, близясь к выходу из гавани. Кабучек обратил взор на девушку. Коллан продешевил. Пять тысяч серебром за такой талант — это просто смехотворно. Кабучек ожидал увидеть шарлатанку, ловкую притворщицу, но она взяла его за руку, посмотрела в глаза и сказала только одно слово: «Гаренини». Кабучек постарался не выдать себя. Вот уже двадцать пять лет он не слышал этого имени, и Коллан никак не мог знать о его юношеской влюбленности. Уже убедившись в истинности ее дара, Кабучек тем не менее задал ей множество вопросов и наконец сказал Коллану: «Что ж, кое-какие способности у нее есть. Что просишь?» «Пять тысяч». «Заплати ему, — приказал Кабучек Пудри, своему евнуху, скрывая торжествующую улыбку и с удовольствием видя замешательство Коллана. — Я сам доставлю ее на корабль».

Теперь, видя, как близко был воин с топором, Кабучек хвалил себя за предусмотрительность. Пудри внизу тихо говорил женщине:

— Я молюсь, чтобы твой муж остался жив. — Два дренайских воина на пристани опустились на колени рядом с телом павшего.

— Он будет жить, — со слезами на глазах ответила Ровена. — и последует за мной.

«Если он это сделает, — подумал Кабучек, — я велю убить его».

— Он питает к тебе большую любовь, Патаи, — говорил Пудри. — Так и должно быть между мужем и женой — но в жизни это редкость. У меня самого было три жены, и ни одна из них меня не любила. Хотя брак с евнухом не назовешь удачным.

Ровена смотрела, как фигурки на пристани становятся все меньше и огни Машрапура превращаются в далекие мерцающие свечки. Она со вздохом опустилась на сиденье у борта, понурила голову, и слезы потекли у нее из глаз. Пудри, сев рядом, обнял ее тонкой ручонкой за плечи.

— Поплачь, поплачь — это хорошо, — шептал он и гладил ее по спине, словно маленькую. Кабучек спустился к ним и приказал Пудри:

— Отведи ее в мою каюту.

Ровена подняла взгляд на суровое лицо своего нового господина. Длинный нос загнут, словно клюв у орла, и она никогда еще не видела такой темной, почти черной, кожи. Но глаза под густыми бровями светятся яркой голубизной. Пудри подал Ровене руку, и они вместе последовали за купцом вниз по ступенькам, в кормовую каюту. Там горели фонари, висящие на бронзовых крючьях низких дубовых стропил.

Кабучек сел за полированный стол красного дерева.

— Брось руны и скажи, что ждет нас в пути, — велел он Ровене.

— Я не умею бросать руны.

— Так сделай что умеешь, женщина. Море изменчиво, и я хочу знать, что нам предстоит.

Ровена села напротив него и попросила:

— Дай мне руку.

Он ударил ее ладонью по лицу не сильно, но чувствительно.

— Обращайся ко мне на «вы» и добавляй «хозяин», — ровным голосом произнес он. В ее ореховых глазах он не увидел ни гнева, ни вызова — они будто изучали его. И ему, как ни смешно, захотелось извиниться за пощечину Впрочем, он не намеревался причинить ей боль — хотел только указать, где ее место. Кабучек откашлялся. — Ты должна привыкать к вентрийским порядкам. За тобой будут ухаживать, будут хорошо кормить, в твоем помещении будет тепло зимой и прохладно летом. Но не забывай, что ты рабыня. Ты принадлежишь мне, ты моя собственность — поняла?

— Поняла, хозяин, — ответила Ровена с чуть излишним нажимом, но без дерзости.

— Вот и хорошо. А теперь перейдем к делу. — И он протянул ей руку.

Ровена, коснувшись его ладони, поначалу не увидела ничего, кроме недавнего прошлого: сговор Кабучека с изменниками, убившими вентрийского императора, ястребиное лицо одного из них Кабучек стоял перед ним на коленях, и на рукаве того человека была кровь. В уме мелькнуло имя — Шабаг.

— Что ты сказала? — злобно прошипел Кабучек. Ровена, заморгав, поняла, что произнесла имя вслух.

— Я вижу высокого мужчину с кровью на рукаве. Вы стоите перед ним на коленях.

— Мне нужно будущее, а не прошлое. — На палубе захлопало что-то, будто какое-то летучее чудище спускалось с небес. — Это всего лишь парус. Не отвлекайся.

Ровена, закрыв глаза, взлетела ввысь и увидела корабль сверху: он плыл по тихому морю под ярко-голубым небом. Потом показалось другое судно, трирема — три ряда весел пенили воду, направляя судно по волнам к их кораблю. Ровена спустилась пониже. На палубе триремы толпились вооруженные люди.

А вокруг кишели серебристо-серые рыбы двадцати футов длиной, с острыми, режущими воду плавниками. Два корабля столкнулись, и люди стали падать в воду, а рыбы бросались на них. Море окрасилось кровью — острые зубы терзали, рвали на части барахтающихся в воде моряков.

Бой на палубе был кратким и жестоким. Ровена увидела, как она сама, Пудри и долговязый Кабучек перелезли через борт на корме и прыгнули в воду.

Рыбы-убийцы окружили их кольцом.

Не в силах больше смотреть, Ровена открыла глаза.

— Ну, что ты видела?

— Трирему с черными парусами, хозяин.

— Эарин Шад, — прошептал бледный Пудри.

— Удастся ли нам уйти от нее? — спросил Кабучек.

— Да, — глухо, в полном отчаянии ответила Ровена, — мы уйдем от Эарина Шада.

— Хорошо. Я доволен тобой. Отведи женщину в ее каюту, — велел Кабучек Пудри, — и покорми. Она что-то бледна.

Пудри провел Ровену по тесному коридору и открыл другую дверь.

— Койка тут узкая, но ты и сама невелика, Патаи. — Ровена тупо кивнула и села. — Ты не все сказала хозяину.

— Да. Там были рыбы, громадные, страшные, с острыми зубами.

— Акулы. — Пудри сел рядом с ней.

— Корабль будет потоплен — а ты, я и Кабучек прыгнем в море, прямо к акулам.

Солнце светило в щели закрытого ставнями окна за спиной у Зибена. В смежной комнате слышались тихие голоса — просящие интонации мужчины и резкие ответы Старухи. Слов за толстыми стенами и дубовой дверью было не разобрать, да оно и к лучшему — Зибен не имел желания слышать этот разговор. Известно, зачем многие ходят к Старухе: чтобы устранить неугодных — так по крайней мере говорят.