— Я хотел напомнить о своем вознаграждении, — холодно сказал Кальвар.

— Ах да. Сколько?

— Тридцать рагов.

— Ядра Шемака! Неудивительно, что лекари живут во дворцах.

Кальвар вздохнул, но сдержался.

— Я во дворце не живу. У меня маленький домик на северной стороне. Лекари вынуждены брать столько как раз потому, что многие пациенты отлынивают от уплаты. Твой друг болен уже два месяца. За это время я посещал, его более тридцати раз и должен был покупать разные дорогостоящие травы. Ты уже трижды обещал мне заплатить и каждый раз спрашиваешь сколько. Так есть у тебя деньги или нет?

— Нету, — признался Зибен. — Ну хоть сколько-то есть?

— Пять рагов.

Кальвар протянул руку, и Зибен вручил ему монеты.

— Даю тебе неделю, чтобы отдать остальное, — не то заявлю на тебя стражникам Машрапурский закон прост: у того, кто не платит долги, отбирают все имущество. А поскольку этот дом тебе не принадлежит и никаких доходов у тебя, насколько я знаю, не имеется, то тебя, по всей вероятности, продадут в рабство. Итак, через неделю.

Кальвар повернулся и сердито зашагал через сад.

Еще один несостоятельный должник.

«Когда-нибудь я и впрямь прибегну к помощи закона», — пообещал он себе, идя по узким улицам. Лекарская сумка висела на его хилом плече.

— Доктор! Доктор! — воскликнула, устремившись к нему, молодая женщина. Он вздохнул и остановился. — Прошу вас, пойдемте со мной. У моего сына горячка. — Кальвар окинул взглядом ее убогое старое пальтишко и босые ноги.

— И чем же ты мне заплатишь? — все еще злясь, осведомился он

Она помолчала и ответила просто:

— Можете взять все, что у меня есть. Его злость прошла.

— Ладно, обойдемся, — с докторской улыбкой сказал он. Домой он вернулся уже за полночь. Служанка оставила ему ужин из холодного мяса и сыра. Кальвар улегся на кожаной кушетке с кубком вина. Развязав свой кошелек, он высыпал на стол все его содержимое — три рага.

— Не суждено тебе, Кальвар, разбогатеть, — с кривой усмешкой молвил он.

Он отправил мать больного мальчика за провизией. Она вернулась с мясом, молоком и хлебом, и лицо ее сияло. Стоило потратить два золотых, чтобы увидеть такую радость.

Друсс, едва передвигая ноги, вышел в сад. Луна стояла высоко, и звезды сияли. Ему вспомнились стихи Зибена: «Сверкающая пыль в логове ночи». Да, похоже. Когда он добрался до круглой скамьи вокруг вяза, его одолела одышка. Лекарь велел дышать глубоко. Подышишь тут, если в легкие словно камней напихали.

Рана от стрелы была чистой, но в нее попал клочок рубашки — вот кровь и засорилась.

Дул прохладный ветер, летучие мыши кружили над деревьями. Теперь Друсс понял, как мало ценил дарованную ему природой силу. Какая-то несчастная стрела, тычок ножом — и он превратился в трясущуюся развалину. Как же он теперь спасет Ровену?

Отчаяние ударило его, точно кулаком под сердце. Спасет? Он не знает даже, где она, — знает только, что их разделяют тысячи миль. Вентрийские корабли больше не приходят в гавань, а если бы и приходили — у него нет золота, чтобы заплатить за проезд.

Он посмотрел на дом. В окне Зибена светился золотой огонек. Красивый дом, Друсс еще ни разу не бывал в таких. Его снял для них Шадак — владелец застрял где-то в Вентрии. Но за аренду тоже надо платить.

Лекарь сказал, что пройдет два месяца, прежде чем к Друссу начнут возвращаться силы.

«До того времени мы с голоду помрем», — подумал Друсс. Он встал и побрел к высокой стене, ограждавшей сад сзади. Когда он дошел до нее, ноги сделались точно бескостные и дыхание с хрипом вырывалось из груди. Дом казался бесконечно далеким. Друсс двинулся к нему, но у пруда вынужден был остановиться и сесть. Он поплескал водой в лицо, собрался с последними силами и опять заковылял к задней двери. Железную калитку в конце сада покрывала тень. Друсс хотел бы еще раз дойти до нее, но воля изменила ему.

Собравшись уже войти в дом, он уловил краем глаза какое-то движение и обернулся. Из мрака вышел человек — старый Том.

— Рад видеть тебя живым, парень.

— Там, у парадной двери, висит красивый молоток, — улыбнулся Друсс.

— Я не был уверен, что мне окажут радушный прием. Друсс, войдя с ним в дом, направился в комнату для приема гостей, где стояли четыре кушетки и шесть мягких стульев. Сунул длинный жгут в догорающий очаг, зажег светильник на стене и предложил Тому:

— Налей себе выпить.

Старик налил два кубка красного вина и подал один Друссу, сказав бодрым голосом:

— Ох и похудел ты, парень, и вид у тебя, как у дряхлого старца.

— Мне уже лучше.

— Вижу, Шадак выгородил тебя перед властями — та драка на пристани сошла тебе с рук. Хорошо иметь друзей, правда? Насчет Кальвара Сина тоже не беспокойся.

— Почему я должен беспокоиться насчет него?

— Как же, ведь ты ему должен. Он мог бы продать тебя в рабство, но не сделает этого. Он человек мягкий.

— Я думал, Зибен ему заплатил. Я никому не хочу быть обязан.

— Хорошо сказано, парень. За хорошее слово и медный грош можно купить краюху хлеба.

— Я достану денег и расплачусь с ним.

— Конечно, достанешь — и лучше всего это сделать в песчаном круге. Но сперва надо восстановить твою силу. Ты должен работать — не знаю, как у меня язык повернулся это сказать, но это так.

— Дай мне время.

— Времени нет. Борча уже ищет тебя. Ты подорвал его репутацию, и он говорит, что изобьет тебя до смерти, когда найдет.

— Да ну? — Светлые глаза Друсса сверкнули.

— Вот так-то оно лучше, паренек! Злость — вот что тебе требуется. Ладно, теперь я тебя оставлю. Кстати сказать, к западу от города валят лес — расчищают землю под новые постройки. Работники им нужны, в день платят две серебряные монеты. Хоть небольшой, да приработок.

— Я подумаю.

— Все, я ухожу, отдыхай. Отдых тебе необходим, это видно. Расставшись со стариком, Друсс снова вышел в сад. Мышцы у него ныли, и сердце стучало, как продырявленный барабан. Но лицо Борчи стояло у него перед глазами, и он заставил себя дойти до калитки и обратно. Три раза.

Винтар встал с постели тихо, чтобы не разбудить четырех собратьев-монахов, деливших с ним маленькую келью в южном крыле. Надев на себя длинный балахон из грубой белой шерсти, он прошлепал босиком по каменному коридору и поднялся по винтовой лестнице на башню.

Отсюда был виден горный хребет, отделяющий Лентрию от дренайских земель. Месяц стоял высоко на безоблачном небе. За храмом в призрачном лунном свете шелестел листовой лес.