достал из него коричневую бархатную накидку с капюшоном, очень скромную и простую, лишь внизу отороченную соболями. Он стремительно накинул плащ на плечи Катрин, и она словно бы исчезла в его льющихся тяжелых бархатных складках. Филипп не хотел больше душевного волнения, соблазна прекрасных атласных плеч, нежной округлой шейки. С глухой тоской глядел он на прелестную головку в роскошном золотом венце в обрамлении капюшона.

– Ты еще похорошела! Уходи! Уходи скорее! Пока демон страсти не настиг меня! Но запомни: мы еще свидимся!

Незаметно он открыл перед ней потайную дверь и подтолкнул ее к выходу. На другом конце просторного зала сверкнули доспехи приближающегося стражника.

– Подожди! – шепнул Филипп. Он торопливо вернулся в комнату и через несколько минут подал девушке свиток с печатью.

– Вот тебе охранная грамота. Иди скорей… Если бы ты вспоминала обо мне хотя бы вполовину так часто, как я о тебе, я был бы счастлив.

– Я буду вспоминать о вас, ваша светлость, – с улыбкой отвечала Катрин, – раздумывая, почему же ваша светлость вновь стали говорить мне «ты»?

Филипп расхохотался юным звенящим смехом.

– Как же иначе! Что-то заставляет меня обращаться к тебе на «ты». Может быть, я надеюсь, что рано или поздно получу на это право.

Опершись о косяк двери, он все еще не пропускал ее. И вдруг притянул к себе свободной рукой и, прежде чем она успела вырваться, легко поцеловал в полуоткрытые губы.

– Мне очень хотелось, – проговорил он извиняющимся тоном. – Теперь иди.

Его пальцы нервно смяли темный бархат, будто бы из сожаления, что не смогли удержать девушку. Катрин поскорей направилась к стражнику, чтобы он проводил ее к дяде. Но герцог вновь окликнул ее:

– Постой, постой!

И добавил, сконфуженно улыбаясь:

– Я даже не знаю, как тебя зовут.

– Катрин, ваша светлость, Катрин Легуа, – проговорила она, присев низко-низко.

Он с улыбкой кинулся поднимать ее, но она уже проворно вскочила на ноги. Продолжая улыбаться, он смотрел вслед изящной фигурке, удаляющейся в сопровождении двух стражников, чьи железные башмаки с загнутыми носами гулко стучали по мраморным плитам. Она так и не обернулась. Впервые в жизни Филипп Бургундский отпустил, не тронув, из своей комнаты женщину, которую желал. Но Катрин и не подозревала о своей исключительности…

Хотя она и поспала немножко, голова у нее гудела и туманилась от усталости. Как ей хотелось поскорей добраться до своей кровати и вытянуться на чистых душистых простынях! Теперь, следуя за своими провожатыми, она уже не испытывала к Филиппу ни малейшей симпатии. Но когда он целовал ее, когда его опытные руки ее ласкали, тело пронизывала сладкая томительная дрожь. Его прикосновения странно волновали ее, она теряла волю и в то же время чувствовала во всем этом что-то греховное, стыдное.

Подозрительный взгляд Жака де Руссе, ожидавшего на одной из площадок лестницы, вконец смутил Катрин. Теперь ей казалось, что губы и пальцы Филиппа оставили на ее лице несмываемый след. Инстинктивно она поглубже завернулась в плащ и опустила капюшон до самых глаз. Заметив, что капитан продолжает следить за ней, Катрин упрямо закусила губу, высоко подняв голову, и прошла мимо него с вызывающей беззаботностью. Он двинулся за ней, не проронив ни слова, только под аркой портала, который охранял стражник, капитан решился заговорить.

– Мне дан приказ проводить вас в гостиницу и проследить за тем, чтобы вы немедленно покинули Брюгге, – проговорил он лишенным выражения голосом.

Откинув капюшон, Катрин так задорно улыбнулась, что юноша покраснел до ушей.

– Неслыханная честь! А может быть, вам приказано сопровождать меня и дальше, в Дижон?

– Нет, к сожалению… – начал было он, но внезапно лицо его просияло. – Так вы живете в Дижоне?

– Ну да.

– Ой, так, значит, я вас увижу! По правде говоря, и я сам бургундец, – добавил он с трогательной гордостью, вызвавшей у девушки едва заметную улыбку.

Видимо, и он желал продолжить знакомство, и втайне Катрин уже спрашивала себя, что будет, если вся свита герцога успеет назначить ей свидание до того, как она покинет Фландрию. От этих размышлений настроение ее заметно улучшилось, и, подходя к гостинице, она даже тихонько напевала. Забившись в уголок возле незажженного камина, Матье Готерен на глазах недоумевающего хозяина опрокидывал кружку за кружкой, не переставая жаловаться на горькую судьбу. Победоносный вид входящей Катрин лишил его дара речи. Он ожидал увидеть стражников, судей – палача, наконец! – но перед ним стояла его племянница, живая, смеющаяся, завернувшаяся, как в мантию, в роскошный плащ, немедленно оцененный опытным глазом суконщика, а блестящий офицер из свиты герцога ходил возле нее на задних лапках.

В Бургундии все знали, как женолюбив герцог Филипп. Крепко задумался Матье Готерен. Очевидно, герцог и Катрин расстались полюбовно. Оставалось выяснить, как далеко зашла эта любовь. Торопя слуг, чтобы они побыстрей закончили погрузку, Матье решил про себя держать отныне ухо востро. Он был, само собой, не из тех, кто считает внебрачного ребенка, пусть даже королевской крови, подарком судьбы.

Вопреки настояниям дядюшки, Катрин наотрез отказалась спрятать плащ до поры до времени. Она переоделась в простенькое платье тонкого, легкого полотна, сотканного в Валансьене, аккуратно заплела волосы и спрятала их под чепец с широкой оборкой, что так мило легла вокруг ее лица. Но поверх платья она накинула подарок герцога.

– А если в дороге на нас нападут разбойники? Они примут тебя за благородную даму и знаешь какой выкуп потребуют!.. – ворчал еще не до конца успокоившийся Матье.

Но Катрин так нравился ее великолепный бархатный плащ, что она и слышать ничего не хотела.

– В сундуке он помнется. И потом, где ж мне его еще носить, в Дижоне, что ли? Да разве сможет матушка обидеть всех этих дам де Шансен или де Шатовиллен, у них ведь нет такого! Хоть сейчас надену…

И Катрин, кутаясь в соболя, хотя ночь стояла теплая, величественно прошествовала к своему мулу. Маленький караван тронулся в путь. До городской стены их сопровождал Жак де Руссе. Именем герцога им открыли ворота Святой Катерины, и здесь они распрощались, де Руссе, кланяясь Катрин, успел шепнуть: «До свидания». По губам девушки скользнула легкая улыбка. Она ничего не ответила. Да юноша и не услышал бы ответа. Узнав, что она из Дижона, он был вне себя от радости и больше уже ничего не слышал вокруг.

Не на него взглянула девушка, в последний раз обернувшись, – перед ее глазами стоял тонкий темный силуэт, бледное лицо и пылающий взор Филиппа, когда он склонился над ней. Впервые в жизни Катрин чувствовала над собой власть