– Там, вроде, все то же самое, что и в галатонских селах, – делился со мной воин. – Только дома не деревянные, а из травы такой, навроде нашего камыша. Горит хорошо! Но ты не забывай, что, ежели из своей деревни врага выбиваешь, так жители тебе благодарны. Коли не помогут, так хоть не помешают. А в колониях все не так. Для них что мы, что парганцы – одинаково – двана. Захватчики, по—нашему. А значит, жди удара вдвойне. Парганец не заденет, так дикарь копьем проткнет. Или стрелкой плюнет.

– Как это… плюнет?

– А у них такие трубочки есть, на дудку похожи. Вот из них туземцы и плюются стрелочками. Сами—то они крохотные, серьезную рану нанести не могут. А только дикари их змеиным ядом смазывают. Если попадет в кровь – считай ты уже покойник. Но и это не самое плохое.

Ну, знаете! Что же может быть хуже? Зарайя огорошил:

– Страшнее, если ты им живым в руки попадешь. К примеру, перебили ребят, а тебя в плен взяли. Или украли, когда рота лагерем стояла. Очень даже просто! В кусты по нужде отошел – и нет тебя. Поэтому запомни: в кусты только с товарищем. А если все же в плен попадешь – мой тебе совет: постарайся сам к Тринадцатому богу отправиться. Душу спасешь.

– В каком смысле? – проблеял я, заранее ужасаясь ответу.

– Ну, если просто съедят, это хорошо. Но не все племена людоедские. Могут рабом сделать. Тоже ничего, если повезет, попробуешь сбежать. Но вот если гунгану отдадут – пропала твоя душа. Они же демонам Мрака молятся, дикари—то. А гунганы – колдуны их – умеют покойников поднимать. Говорят, они душу пленяют, и, пока не выпустят, покойник им служить обречен.

Ну, это не ново. Техникой создания зомби владеют не только гунганы. Обычная некромантия, в сущности, основанная на союзе с могущественным демоном. Вот насчет пленения души сомневаюсь. В дядюшкиной библиотеке есть такая забавная книжица – «Некромант. Путь презлейшего». Древняя, между прочим, в переплете из человеческой кожи. Так вот, в детстве я пару раз в нее заглядывал, картинки смотрел, отвратные, надо сказать. Там говорилось, что захват души – всего лишь страшная легенда, никто не властен над душами, кроме богов, и Абсолюта, конечно. Хотя кто его знает…

– Вот в Унгде, например, очень сильные гунганы. И людей они тоже едят, – как ни в чем не бывало, продолжал бородач. – Нет, конечно, они в открытую не нападают, боятся. Так, поодиночке отлавливают. Был у нас случай лет пять назад, в Кууме. Больно уж девки там хороши! Оттуда рабынь и везут. Парень у меня в десятке служил, ходок был тот еще – котяра просто. Мы его так и звали: Кот. Стояли мы лагерем у одной деревни, не помню уж, как называлась. И присмотрел наш Кот себе подружку. Красавица – ничего не скажешь. Глаза черные, жгучие, – Зарайя вытаращился, видимо, изображая взгляд туземки. – Гибкая, в поясе ладонями обхватить можно, а груди – вот такие! – капрал вытянул руки перед собой на пол—локтя. – Ну, парень с катушек и слетел. Вынь да положь ему эту девку. А она из богатой семьи была, дочка гунгана. С такими даже Хорьки не связываются, себе дороже. Наоборот, стараются задабривать – рамс привозят, старку, бусы там всякие, а колдуны за это дикарям говорят, что хорьки – посланники божка, которому племя молится. Туземцам лестно богу угодить, вот и идут в рабство добровольно.

Что—то жаль мне стало дикарей. Раньше не задумывался: колонии и колонии, рабы и рабы. А сейчас вдруг осознал: их жизнь на чужбине даже хуже судьбы бастарда. Ведь раб – это не человек даже. Вещь, собственность. Именно так трактует его статус закон Галатона: убийство чужого раба считается порчей имущества и обязывает виновного возместить стоимость утраченной вещи. И никак иначе. Собственно, чем дикари заслуживают такого отношения? Они нас не звали к себе, жили спокойно, никого не трогали. А мы захватили их земли ради того, что кроется в недрах, вывозим с континента алмазы, драгоценное черное дерево, а взамен широким жестом дарим горстку дешевых стеклянных бусинок…

– Эй, лейтенант, ты чего задумался? – толкнул меня в бок Зарайя, и с неожиданной для старого солдата чуткостью спросил. – Тебе что, туземцев жалко, что ли? Плюнь, парень, и забудь. Жалеть будешь, когда домой вернешься. А там – нельзя. Они тебя не пощадят, если что. Ну так вот, я и говорю: наладился наш Кот в деревню бегать. Сядет напротив хижины гунгана и сидит, девку высматривает. А она даром что молодая – вредная была, ух! Смеялась все над ним. Досмеялась…

Воин замолчал, вглядываясь в колыхание волн за бортом.

– И что? – поторопил я его.

– Да что… у Кота кровь – не водица. Украл он девчонку, и силой взял. А она этого не стерпела и руки на себя наложила, в Шарде утопилась. Это река там такая, слыхал? А перед тем отцу все рассказала. После этого пропал наш Кот. Мы его обыскались, все ближние селения обшарили, к дальним пошли. Нет нигде. Вернулись, конечно. Мы тогда парганцев ждали – опять несколько рот границу с Зингвадой перешли и все норовили деревню эту захватить. Там рядом шахта большая, волшбинку добывают. Стоял я в карауле, ночь теплая, тихая, светляки летают, здоровые такие, лохматые… – капрал продемонстрировал лопатообразную ладонь, указывая размер тварей.

Храни меня, Брижитта, от своих детей! Что ж на нем делается, на том Южном континенте, если там даже светляки – большие и лохматые?!

– Да, стою я, и вдруг слышу – треск. Ломится кто—то сквозь кусты. Думал, может, зверь какой, арбалет вскинул, жду. Гляжу – Кот вышел, стоит, смотрит на меня. Я обрадовался: «Брат, – кричу, – ты откуда? Где был?» А он… молчит. – Воина передернуло, а у меня по спине пробежали зябкие мурашки. – И запах такой, знаешь…

…Знаю, друг. Однажды, еще мальчишкой, лазая под пирсом, я наткнулся на полуразложившийся труп какого—то несчастного бродяги. Наверное, от твоего товарища пахло примерно так же.

– Так вот, я поначалу к нему кинулся, а потом гляжу: глаза у него мертвые. Он руки протянул, схватить меня хочет, а я не знаю, что и делать…

Капрал опять надолго замолчал, потом, отцепив от пояса флягу, глотнул рамса.

– Что ты сделал? – тихо спросил я.

– Ребят крикнул. Сожгли мы его. А потом и деревню спалили. Вот так, лейтенант. Теперь думай: надо ли их жалеть, или своя душа дороже?

Зарайя тяжело поднялся с палубы, словно та старая история, всплыв из безвременья, невыносимым грузом легла на его плечи.

– Пошли спать, лейтенант. Завтра продолжим…

Дрианн опять лежал в койке и что—то беззвучно шептал в свой амулет. Молится на него, что ли? При моем появлении парень воровато дернулся и спрятал деревяшку на груди. Однако нынче его загадочные действия не пробудили во мне никакого интереса. Не до того, знаете ли, было – к гудению конечностей прибавился еще и шум в голове, видимо, там раскладывались по полочкам полученные от Зарайи сведения. Я молча погасил лампу и вскарабкался на свое место, предвкушая завтрашнюю боль в перетруженных мышцах. Бродяга, как обычно, появившийся ниоткуда, водрузился мне на грудь, немного посветил в темноте желтыми плошками глаз, а потом мирно захрапел. Тошнота, пожалуй, была единственным недугом, который не вгрызался сейчас в мое тело, и у меня мелькнула мысль: а не спихнуть ли кота вниз? Но руки, жалобно просившие отдыха, не желали подниматься, и я решил считать зверя неизбежным злом. Пусть его, хоть какой—то кусочек родного дома, если вдуматься…