Едва сдерживая слезы, я слегка кивнула. Немного промолчав, решилась на последний вопрос.

— Какое будущее меня ждет?

— А это, дорогая моя, правильный вопрос, — чуть успокоившись, ответил Друид. — Ты станешь моей ученицей и начнешь изучать природную магию. Пройдешь парочку испытаний, может быть… Я постоянно буду рядом, буду следить за тобой. Но не думай, что удержу от падения в случае, если ты сама будешь в этом виновата. Учись справляться сама. Все на этом. Нам пора. Время не ждет.

Поднимаясь по опасной лестнице, я украдкой снимала слезинки…

* * *

— Веди себя тихо, Минати. Не разговаривай ни с кем. Можешь сейчас просто подняться по ступеням Храма и уже встать на колени у алтаря. Вперед! — пробурчал сквозь сжатые зубы Аксельрод. Повторять дважды не нужно было, я и так хотела уйти от него подальше.

— Ооо, лиджев Ма́ксвелл, какая приятная встреча! — слышала я за своей спиной сладкий смех Аксельрода и дружеское похлопывание по плечу, — Как поживает лиджи Оли́вия?.. Захворала?

Воспользовавшись временным отсутствием прихожан в Храме, они дожидались приглашения на нижней площадке, я решила внимательнее осмотреться. А осматривать было что. Прежде всего — круглый, богато украшенный фонтан, располагавшийся прямо перед небольшой лестницей. В книгах писали, что это — Фонтан Молодости, подаренный самой Митарой, «продлевающий жизнь, отсрочивающий старость». Его более крупная копия, устроенная на фундаменте, журчала во внутреннем дворике. Далее следовали ряды резных скамеек, на которых прихожане сидели строго в соответствии со своим рангом и «весом» в городе. Цветов и здесь, к моему удивлению, было немного. Наверное, весь садоводческий запал у людей, следящих за Храмом, ушел на сады вокруг него.

За красной ковровой дорожкой и алтарем мирно устроилось три изваяния. Центральная, самая большая и красивая — изображала очаровательную девушку с длинными волосами, прикрывавшую наготу свободно ниспадающей накидкой. Ее губы трогала легкая, но довольно жесткая усмешка. По бокам от Митары стояли две скульптуры поменьше и попроще, сложившие руки в молитве — Адада и Сунис. Помня слова Аксельрода, я вглядывалась в изображение богини, пыталась представить ее существующей, обладающей силой, способной держать в подчинении целый народ. Но поняла лишь, что Митара мне не нравится и все на этом. Ее усмешка, властность, недобрый взгляд, и, конечно, подчиненное положение сестер давали все основания предположить, что сама верховная богиня была той еще штучкой.

Еще немного помявшись перед алтарем, я встала на колени сбоку от него, аккуратно сложила руки перед собой и уже намеревалась закрыть глаза, как довольно интересная мысль пришла мне в голову. Я прошептала слова простенького заклинания, и сон как рукой сняло. Заодно мне очень захотелось стоять на коленях и молиться. Забавно, кто бы мог подумать, что заклинание, сочиненное моим одногруппником — рьяным верующим (да, в Ордвейг изредка попадались и такие, правда они тщательно скрывались), и когда-то подслушанное, внезапно пригодится.

Храм начали заполнять прихожане. Конечно, большая их часть разместилась на дальних скамьях. На один из первых рядов, предназначенных для высокопоставленных особ, значимых гостей и Членов Круга, уселся только один лиджев Сарботти и тут же, опустив голову на грудь, задремал. Я усмехнулась. Как это похоже на людей. Приходить в Храм, чтобы очистить совесть и убить несколько часов времени.

И как только я вдоволь посмеялась над человечеством и его пороками, к первым рядам начали проходить аристократы. Их невозможно было ни с кем спутать — красивые, разодетые, гордые, они двигались медленно, с невероятным достоинством. Подтянутые мужчины вели под руки нарядных дам, помогали найти свободное место, держали перчатки, целовали руки. На секунду я будто оказалась в модном галантном салоне, наполненном жестами, вздохами и флиртом. Утонченная молодежь не нуждалась в проповеди — они желали праздника и толики расслабленной дозволенности. Их родители хотели немного свободы, одиночества и успешных торговых сделок. Но все разговоры разом смолкли, когда по дорожке к алтарю двинулся огонь. Точнее огненно-рыжая женщина, одетая в плотное черное платье, оставляющее покатые плечи оголенно-вызывающими. Наряд оказался зачарованным — яркими всполохами по нему медленно взбиралось и опадало жаркое пламя. Тонкие кисти затянуты в такие же темные перчатки, а шею украшала бархотка из искусно сплетенных в узор рубинов. Глаза, окруженные сонмом густых ресниц, представлялись такими же черными, как и все одеяние. А взгляд был надменен. Высокие скулы и чуть впалые щеки, соединяясь с худобой, создавали впечатление аристократичной болезненности. Чтобы с такой подружиться, подумалось мне, нужно убить дракона в логове и принести его печень на закуску, не иначе. Под едва различимый шепоток «Воплощающая», девушка заняла место в первом ряду. И легко кивнула Аксельроду, уже стоявшему позади алтаря.

Друид ответил на кивок (я это заметила, хоть и запрещено мотать головой по сторонам), поправил свои белоснежные одежды и раскрыл огромный фолиант. Люди засуетились, полезли в карманы и достали из маленьких чехольчиков тонкие деревянные палочки. Установив их между зажатыми ладонями, прихожане молитвенно опустили головы. Раздался зычный голос Аксельрода, читающий нараспев какие-то непонятные слова, лишь совсем издалека напоминавшие метарикон. Через какое-то время мне жутко захотелось почесать нос, поправить волосы, зевнуть, станцевать вальс, покататься на слоне или просто сбежать отсюда как можно дальше. Слушать завывания было невыносимо, и даже произнесенное заклинание плохо спасало. Что там говорил Аксельрод про «несколько часов» Молитвы? Ох, если я этого не выдержу, он меня уничтожит! Подавляя все более частые зевки, я начала считать количество трещин в полу.

Затем пошел дождь, и я узнала, что владельцам Храма, кем бы они ни были, пора поменять крышу, ведь даже находясь под куполом, я вымокла до нитки. Однако дождь меня взбодрил. Теперь уже искренне хотелось помолиться, чтобы не возникла простуда от такого освежения.

Прихожане молились. Кто-то рьяно, опустив голову, повторяя каждое слово Друида. Кто-то более сдержанно, закрыв глаза, тихо нашептывая святые формулы. Многие не знали слов молитв, но умудрялись кивать в такт песнопениям. Были и те, кто вяло смотрел по сторонам, раздавал шлепки недостаточно почтительным детям, болтал в полголоса, мало обращая внимания на службу. Конечно, они не являлись большинством, но все равно, сильно раздражали окружающих. На них безрезультатно шикали и просили заткнуться — ну, прямо как в театре!

Я бесцеремонно разглядывала пришедших. В первом ряду, рядом с огненной женщиной пустовало три места, будто специально отведенных для «особых персон». Сама же Огонек, не глядя по сторонам, безостановочно молилась. Заправленные за уши рыжие пряди падали девушке на