Но 13 сентября 1924 года Кирилл Владимирович, который обосновался в Цюрихе, объявил, что принял титул императора в изгнании:

«Осенив себя крестным знамением, объявляю всему народу русскому:

Надежда наша, что сохранилась драгоценная жизнь государя императора Николая Александровича, или наследника цесаревича Алексея Николаевича, или великого князя Михаила Александровича не осуществилась…

Российские законы о престолонаследии не допускают, чтобы императорский престол оставался праздным после установленной смерти предшествующего императора и его ближайших наследников…

Посему я, старший в роде царском, единственный законный правопреемник Российского императорского дома, принимаю принадлежащий мне непререкаемо титул Императора Всероссийского».

Он стал именовать себя император Кирилл I. Обратился за поддержкой к вдовствующей императрице Марии Федоровне (супруге Александра III):

«Дорогая Тетя Минни!

Ты должна мне дать свое благословение ныне, когда я принимаю на себя тяжелые обязанности царского служения, прерванного великой русской смутой и при низверженном престоле и попранной России. При таких тяжелых условиях я принимаю только обязанности сына твоего, и отныне моя жизнь будет одним долгим мученичеством».

Императрица Мария Федоровна ответила отказом: «Болезненно сжалось сердце МОЕ, когда Я прочитала манифест Великого Князя Кирилла Владимировича, объявившего себя ИМПЕРАТОРОМ ВСЕРОССИЙСКИМ. До сих пор нет точных известий о судьбе МОИХ возлюбленных СЫНОВЕЙ и ВНУКА, а потому появление нового Императора Я считаю преждевременным».

Николай Николаевич вовсе отверг притязания Кирилла Владимировича на трон:

«Будущее устройство ГОСУДАРСТВА РОССИЙСКОГО может быть решено только на РУССКОЙ ЗЕМЛЕ, в соответствии с чаяниями РУССКОГО НАРОДА».

Другие эмигранты, особенно военные, ориентировались на бывшего Верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича, сына младшего брата Александра II. Считали, что Кирилл недостоин трона — как командир гвардейского морского экипажа в феврале 1917 года он перешел на сторону Временного комитета Государственной думы.

Кутепов не признал Кирилла Владимировича, сказал, что тот по своим личным качествам неприемлем и армия за ним не пойдет. И Николай Николаевич симпатизировал генералу Кутепову. В марте 1923 года Александр Павлович приехал во Францию с новеньким русским паспортом, выписанным ему всё еще существовавшим в Болгарии старым русским посольством. Визу ему выдала французская миссия в Белграде.

Никанор Савич записал в дневнике 25 марта 1923 года: «В Париже провели две недели Кутепов и Шатилов. Кутепов попроще, более прямолинеен, решителен, у него много темперамента и слабые сдерживающие центры. Он горит от нетерпения. Шатилов потоньше, похитрее, лучше разбирается, осторожен. Кутепов весь пылает идеей, что спасение в Николае Николаевиче. Шатилов осторожно зондирует, нельзя ли еще использовать Врангеля. Под конец эта идея у него пропала, но осталось чувство обиды за армию и ее вождя, коих якобы недостаточно ценят, хоронят раньше времени».

Кутепов сказал:

— Для водворения порядка придется пролить много крови. Надо, чтоб эту задачу выполнил не царь, а другое лицо, а царь начнет свое царствование не казнями, а амнистией. Черную работу должен исполнить Николай Николаевич.

Великий князь, считал Кутепов, должен не императором себя провозглашать, а стать центром национального движения, возглавить армию, которая вернется в Россию под трехцветным знаменем. Савич отметил в дневнике, что его окружение, особенно жена, боится, что он подвергнет свою жизнь опасности — большевики за него возьмутся. Но сам Николай Николаевич намерен играть первые роли. Он крайне самолюбив и самоуверен. «Я понимаю теперь, — записал Савич, — почему императрица его боялась и не доверяла».

Кутепов перебрался в Париж. Престарелый великий князь Николай Николаевич переложил на молодого генерала основную работу. Однажды вечером Шатилов увидел Кутепова в кафе «Ренессанс» около «Комеди Франсез». Александр Павлович сидел один, глубоко задумавшись. Рассказал Шатилову, что Николай Николаевич предложил ему руководить работой против большевиков.

В начале марта 1924 года великий князь Николай Николаевич несколько раз вел откровенные беседы с Врангелем. Предложил поручить Кутепову «разведку внутри России, пропаганду, информацию».

Врангелю не нравилась тайная работа: толку мало, а люди гибнут. Однако же возразить великому князю не мог. Тогда Врангель отодвинул от себя Кутепова. Приказом № 14 от 21 марта 1924 года освободил от обязанностей помощника главнокомандующего.

Всем окончательно стало ясно, что между двумя генералами пробежала кошка.

Александр Павлович, не мысливший себя вне армии, с обидой воспринял увольнение. Пожаловался генералу Штейфону 5 мая 1924 года: «Я стал отходить от управления моими частями, как только заметил, что этого хотят другие. Из армии я уходить не хотел, предполагалась только командировка, но вышло иначе!»

Соперничество с Врангелем только усилилось. Петр Николаевич жаловался, что Николай Николаевич мало дает РОВСу, зато много Кутепову на его работу. Писал Шатилову о «подлой игре Кутепова».

А Кутепов жаловался Штейфону на равнодушие Врангеля: «Если я напишу об этом Петру Николаевичу, то он, наверное, поступит наоборот… С каждым днем всё более и более убеждаюсь, что свои интересы люди ставят выше интересов России, поэтому и появляется такая масса интриг и сплетен!.. Прошу передать привет тем, которые меня не ругают, если таковые в Карловнах есть».

Кутепов сам руководил всей боевой и разведывательной работой РОВСа. И об этом быстро стало известно в Москве. Русский общевоинский союз в Москве воспринимался как источник постоянной опасности. Агентурные данные свидетельствовали: стратегическая цель руководства РОВСа — вооруженное выступление против советской власти.

Конечно, в 1930 году рассеянные по Европе остатки Добровольческой армии лишь с большой натяжкой можно было рассматривать как непосредственную угрозу для страны. Но в Москве по-прежнему полагали, что в случае большой войны в Европе противник (или противники) Советского Союза неминуемо обратится за помощью к белогвардейцам.

Руководители РОВСа не отказались от своей стратегической цели — вооруженным путем свергнуть советскую власть. Не рассчитывали на новую войну в Европе, когда бы противники Советского Союза призвали под свои знамена полки Добровольческой армии. Но истово верили, что крестьяне и красноармейцы ненавидят большевистскую власть и нужен только десант, который бы поднял народ на восстание. Бывшие офицеры считали себя состоящими на военной службе, даже если давно уже работали таксистами, фабричными рабочими или консьержами. Вечерами и в воскресные дни проходили переподготовку, изучали боевые возможности Красной армии, ситуацию в Советском Союзе. Это позволяло им сохранять уверенность в себе. В своем кругу они ощущали себя боевыми офицерами, забывая свое бедственное эмигрантское положение.