репы. Есть люди, которые не хотят раскрытия этих преступлений. Вот и все. Я не сомневаюсь, что и имена, и мотивы, и прочие важные аспекты подобных дел давно и хорошо известны тем, кто эти случаи расследовал (а их расследовали далеко не дураки). И то, что преступники, совершившие эти громкие убийства, гуляют на свободе, не вина сыщиков, а всего лишь воля тех, кому выгодно скрыть правду.

«Ох, что-то я от философии перешла к политике. Так, Танечка, не отвлекайся на философско-политическую ерунду, тебе еще предстоит визит в музей, пусть и не на выставку. Настрой себя на соответствующий лад, вспомни свои ранние визиты в это прекрасное заведение и вперед и с песней. Или без нее, не важно. Главное – результат».

И тут меня осенил вопрос: а музейное начальство в курсе, что один из сотрудников (а может, и не один, кто знает?) бессовестно разбазаривает их сокровища? Наверняка там есть свой учет, контроль и материально ответственные люди, с которых, случись что, и будет весь спрос. Если в курсе, то наверняка получают свой процент от этих сделок. Но даже если нет, в любом случае дело пахнет скандалом – как-никак кража музейных экспонатов, представляющих национальное достояние.

Но пока я могу только гадать и предполагать. Надеюсь, завтра удастся что-нибудь выяснить. Если с Боголюбовским музеем случится облом, пойду в краеведческий и так далее по списку. Где-нибудь что-нибудь обязательно всплывет.

* * *

Настроиться на нужный лад мне все же удалось, и на следующее утро я, заготовив необходимые документы и легенду, направилась в художественный музей, гордо носивший имя русского художника Боголюбова.

Из сведений, почерпнутых накануне на просторах интернета, я узнала, что музей был основан самим художником и в нем хранится значительная часть его картин.

Тут же у меня мелькнула мысль, что различные украшения, кубки и статуэтки стащить гораздо проще, чем картину (если только это не маленькая гравюра). Может, поэтому их реже воруют?

«Так, милочка, не отвлекайся на криминал, держи настрой. Как-никак в храм искусств идешь. Хоть этим термином обычно называют театр, но я считаю, что и музей вполне заслуженно может претендовать на это звание. Вот, Танюша, как надоест до чертиков твоя детективная работа, можешь смело подаваться в искусствоведы-любители. Несомненно, тебя там примут с распростертыми объятиями».

Я зашла в главный корпус музея (находившийся, к слову, на одноименной с ним улице) и заглянула в окошечко билетной кассы, за которым сидела пожилая женщина с короткой стрижкой и в больших очках.

– Здравствуйте, – поприветствовала я ее.

– Здравствуйте, – кивнула кассир.

– Где мне найти директора?

– А вы по какому вопросу?

– Я из Министерства культуры. – Я вытащила заранее приготовленные для этого дела корочки и показала старушке.

– Пройдите за лестницу, направо. Там будет небольшой коридорчик. Первый кабинет.

– Спасибо, – улыбнулась я и проследовала в указанном направлении.

К слову, о театре. Говорят, он начинается с вешалки, но, думаю, данное правило применимо ко всем без исключения учреждениям и конторам. Если тебя с порога встречает такая вежливая и приветливая бабушка, то чего ожидать в кабинете директора? Радушных улыбок и угодливого тона с предложением выпить чай-кофе-кисель-коньяк? Насчет киселя я, конечно, перегнула палочку. Ладно, поглядим.

Я подошла к двери кабинета с номером один и постучала.

Тишина. Дернула ручку. Закрыто.

Все ушли на фронт? Или носики пудрят?

Дверь кабинета напротив открылась, и оттуда выглянула женщина лет сорока пяти, закутанная в пушистый теплый кардиган серебристо-серого цвета.

– Вам кого? – спросила она.

– Здравствуйте, – кивнула я. – Я из Министерства культуры. Мне нужен директор.

– Натальи Юрьевны нет, она в другом корпусе. А вы по какому вопросу?

– Вы – заместитель? – предположила я.

– Да.

– Видите ли, в министерство поступило анонимное письмо с информацией, что работники ваших музейных запасников и фондов весьма халатно исполняют свои обязанности. Поэтому я здесь, чтобы проверить эту информацию.

– Что вы! – На лице заместителя директора отразилось изумление. – Все наши сотрудники – люди надежные и проверенные, работают не первый год. Особенно в запасниках и фондах. Они все – материально ответственные лица. Вы ведь понимаете, какие ценности там хранятся.

– Конечно, понимаю. Поэтому и хочу проверить. Но вы тоже поймите, я – человек подневольный. Начальство говорит, мы делаем. А как иначе?

– Да-да, конечно, – закивала женщина. – Пройдемте тогда в мой кабинет. Я сейчас позвоню Наталье Юрьевне, она подойдет сюда. Это недолго.

Конечно, недолго. Второй корпус музея находится через полквартала отсюда, если не меньше. Пять минут пешком, и то если идти не торопясь.

– Хорошо, я подожду.

Ждать пришлось почти двадцать минут. За это время я успела поглазеть на интерьер кабинета директорского зама.

Уютненько, светло, но довольно прохладно. Я даже порадовалась, что не сняла пальто. На стенах висело несколько небольших картин, явно современных, часы и декоративное гипсовое панно, раскрашенное в теплых, но сдержанных, неярких тонах. Небольшой шкаф, заполненный книгами.

Мой взгляд пробежал по корешкам. Русская классика, альбомы с работами известных художников, книги о самих художниках (видимо, биографии). Сама заместитель сидела за столом и работала за компьютером, изредка бросая в мою сторону мимолетные взгляды.

Наконец дверь открылась, и моему взору предстала директор Боголюбовского музея Наталья Юрьевна Семиградова. По возрасту она была чуть старше своего заместителя, но полноватой и с небольшим перебором косметики на круглом лице.

– Здравствуйте, – сказала она. – Это вы из министерства?

– Здравствуйте, – кивнула я. – Да, это я. Наталья Юрьевна?

– Собственной персоной. Пройдемте в мой кабинет, поговорим.

Директорские хоромы оказались попросторнее заместительских.

Я показала Семиградовой липовое удостоверение сотрудника Министерства культуры (сделано, правда, было на совесть) и повесила ей на уши ту же лапшу, что и ее заму.

Наталья Юрьевна разохалась и предалась эмоциям, попутно объясняя мне, что в своих сотрудниках она уверена на все сто, доверяет им, как самой себе, и что гнусные клеветники возводят поклеп на хороших и честных людей.

«Ну, насчет честности это еще бабушка надвое сказала», – подумала я.

Особенно если выяснится, что кто-то из здешних ребятишек таскал из