– А ты чего, принцесса? – заметил Виктор и меня. – Ты журналист или волонтер?

Я не была ни тем, ни другим, но не могла придумать слов отказа. Если сделаю еще шаг вперед, то меня стошнит. К счастью, спас меня Юра, крикнув:

– Марта, возьми мой телефон и фотографируй каждую зверюгу. Потом объявления сделаем – так разрекламируем, что Виктору скоро здесь скучно станет!

Я фотографировала – подходила к животным и делала несколько снимков с разных ракурсов. Голос Виктора в стороне звучал уже совсем весело: он явно предлагал Юре после работы выпить и еще подробнее обсудить проблемы финансирования, а Юра с тем же смехом отказывался. Я же старалась не зацикливаться на царящей грязи и выполняла свою задачу. Что он там собрался рекламировать? Вот этих котят еще, может, и заберет кто – они хорошенькие, пока маленькие. Но кому понадобятся взрослые псы с угрожающими мордами? Особенно этот последний – невообразимо уродливый черныш на коротких кривых лапах. Я сделала уже пять снимков собаки, но понимала – этого недостаточно. Будет ли он выглядеть презентабельнее, если выложить видео, как он виляет коротким лысым хвостом? Не будет, конечно.

– Наш старожил, – Виктор подошел ко мне бесшумно, потому я вздрогнула от неожиданности. – Мотькой зову, хотя он вообще на всё отзывается, лишь бы кормили. Видишь, радуется – думает, кормежка в моем лице подоспела. Условный рефлекс.

У Мотьки действительно с черной морды повисла слюна, а взгляд стал еще жалобнее.

– Что у него с глазами? – неизвестно зачем спросила я.

– Гноятся, инфекция какая-то. Ветеринар оставил раствор, вечерком снова промою. Ты тут не подумай, что мы за ними не ухаживаем! Промываем ему глазенки, промываем! А что скулит жалобно – внимания не обращай. У них тут всё развлечение – жрать и выть.

Я смотрела в уродливую морду с высунутым розовым языком и не могла отвести взгляда. Этот Мотька был антиподом всего, что я когда-либо видела в жизни – вот просто поперек всем моим представлениям обо всем мироустройстве.

– Сколько он стоит? – уж совсем неизвестно зачем спросила я.

Виктор подскочил на месте, буквально излучая сносящую с ног волну радости:

– Да какие деньги! Отличный выбор! Марта же, да? Мотька родовитый – явно смесь с таксой. Не удивлюсь, если таксы с тибетским мастифом! Ничего общего, но взгляд-то какой! Глянь только – мастиф! Вы давайте, ребята, знакомьтесь, а я за документами сгоняю – справки о прививках, всё есть! Отличный выбор, Марта! А глаза за несколько дней очистятся, только промывать…

Он еще что-то кричал, уносясь к соседнему корпусу, я уже не могла расслышать. Но и в этот момент Виктора не остановила – не знаю, что на меня нашло. Юра подошел ко мне с другой стороны, но протянул руку и потрепал страшилку за ухом, отчего тот начал крутиться и подпрыгивать на месте.

– Твои родители не будут против? – Юра, похоже, тут единственный пребывал в здравом рассудке.

– Будут, конечно, – монотонно ответила я, невольно представив очередной обморок мамы. – Но у меня никогда не было домашнего питомца. Я только сейчас об этом задумалась… почему у меня не было питомца?

– А аллергии на шерсть ни у кого в семье нет? – Юра все еще нарушал сладкое томление в груди рациональностью.

– Вроде бы нет, – ответила я.

Чем дольше я смотрела в черные глаза черной собаки, тем больше проникалась своим решением. Мама потеряет сознание, папа – даже сложно предположить его реакцию – наверное, покричит, а потом расхохочется. Прислуга скорее всего и бровью не поведет, не в их компетенции бровями водить. Но почему-то легко представился этот самый Мотька в нашем особняке – дисбаланс, антипод, нарушение общего дизайна. Крикливый крест на идеальном интерьере. Я смотрела – и видела, что именно этой перекошенной от счастья морды в нашем доме всегда и не хватало, чтобы разбавить закостенелый дух благовоспитанности.

Виктор отыскал для нас потертый поводок, банку с раствором всучил, а затем трижды повторил, чтобы обязательно приезжали еще – его подопечные, мол, будут ждать. Мы после приюта посетили и зоомагазин, где купили переноску – Юра настоял, что заплатит сам, пусть будет подарок. Я, ошалевшая от собственного решения, не спорила. Да и синяя твердая сумка для собаки стоила отнюдь не копейки. И в электричку нас почему-то пустили, даже документы не глянули – будто бы и здесь вознамерились сделать всё возможное, чтобы не создавать мне порогов на пути домой.

Юра смотрел на меня с улыбкой и бесконечно совал пальцы к Мотьке, не боясь, что тот укусит. А песик притих испуганно, за всю поездку звука не издал. Наверное, жизнь менять в любом случае до паники страшно, даже когда в лучшую сторону. В этом вопросе я искренне разделяла его точку зрения.

Мама потеряла сознание. Папа сначала кричал, тоже о каких-то революциях, а потом присмотрелся к Мотьке и расхохотался. Илья Иванович с непроницаемым лицом помогал мне псинку мыть и давал какие-то советы. Объяснял, что лучше собаку пока на территории выгуливать, пусть к дому и хозяйке привыкнет. И как ветеринарный психолог рассуждал на тему собачьих стрессов: у него, оказывается, внучка – заядлая собачница. Заверял, что присмотрит за Мотькой, пока я на учебе или работе, но лучше бы мне его надолго не покидать – очень скоро я для черномордого стану главным человеком в судьбе. Должна признать, это был самый длинный разговор со стариком за всю его службу в нашем доме. Я и интонаций таких от него раньше не слышала. Потому осмелилась спросить:

– Илья Иванович, сколько там от моего лимита осталось? – я немного смутилась поднятой темы. – Там в приюте долг перед ветеринарной клиникой. И сумма-то смешная – меньше семи тысяч рублей…

Но он не рассмеялся, а серьезно кивнул:

– Будьте уверены, Марта, мы сможем провести эту операцию, не вызвав подозрений. Ну откуда Мирону Анатольевичу знать, сколько стоят услуги вашего мастера по шугарингу? Никто не догадается о ваших крамольных мыслях, обещаю.

– Вы гений, – восхитилась я.

Мотька полночи выл из-под моей кровати, а мама выла из своей комнаты – через этаж было слышно. Ничего, привыкнут. Оба.

Всё в моей жизни стало каким-то странным. Особенно много подозрений вызвали старые подружки – они в аудитории бурно и заинтересованно обсуждали какой-то вопрос, внимательно поглядывая на вход. И стоило мне только в нем обозначиться, тут же замолчали и начали многозначительно переглядываться. В общем-то, мне знакомо это ощущение – когда весь мир затихает при моем появлении, но именно с Кальянами этого раньше не происходило. Мне ли не знать, как они режут бойкие сплетни в тот момент, когда предмет обсуждения показывается в зоне слышимости? Если я простых людей всё еще учусь понимать, то этих знаю как облупленных – обсуждали меня.

Я заняла место рядом с ними и ожидала, когда они уже возьмутся за ум и начнут сами объяснять, что происходит. Но не выдержала: