со своими полчищами; соединенные их ополчения числом своим, по-видимому, превышали польское войско. Два дня с той и другой стороны выходили из обоза части войск и сражались с переменным счастьем, взаимно испытывая силы противников. Как и под Зборовом, король обнаружил много личной храбрости и распорядительности. Вечером второго дня на военном совете решено было произвести общий и дружный удар. На следующее утро король вывел в поле все войско, и завязался бой по всей линии. После полудня Еремия Вишневецкий, предводительствуя одним крылом, стремительным движением вперед отрезал казаков от татар и тем обеспечил победу полякам; их артиллерия довершила ее. Какой-то панический страх напал на крымцев, непривычных к правильному, упорному бою: хан, смотревший на битву с возвышенного места, первый бросился бежать, а за ним побежала и вся орда. Казаки, однако, продолжали храбро биться с неприятелем. Но тут произошло что-то непонятное с их вождем. Вместо того чтобы еще крепче сплотить и одушевить свои полки, он покинул их и, сопровождаемый писарем Выговским и сыном Тимофеем, поскакал вслед за ханом, догнал его и уговаривал воротиться, упрекая в измене. Хан оправдывался тем, будто, видя бегство своих татар, поскакал им на отсечь. Части орды он приказал вернуться на помощь казакам; но и эта часть, не дошедшая до Берестечка, опять повернула назад в степи. Хмельницкий также не вернулся в свой обоз, а, расставшись с ханом, поехал на Украину. Очевидно, он поддался чувству робости и самосохранения, не доверял собственному войску и боялся попасть в плен к полякам. Меж тем казаки воспользовались наступившей ночью, чтобы возвести сильные окопы. Все попытки неприятелей взять их штурмом были отбиты. Еще несколько дней казаки мужественно оборонялись; но отсутствие гетмана неизбежно повело за собой внутренние раздоры: хотели поставить себе нового гетмана; сначала выбрали полковника Джаджалы; потом отставили его и выбрали полковника Гладкого; но и его мало слушались. Пытались вступить в переговоры с поляками; но те требовали прежде всего выдачи пушек, знамен и боевых запасов. Особенно выступило наружу разъединение реестровых с по-казачившейся чернью. Дело кончилось тем, что в одну ночь Богун с реестровой конницей ушел тайком из обоза и прорвался сквозь неприятелей. Пешая чернь, видя себя покинутой на жертву полякам, частью успела разбежаться в разные стороны, частью была истреблена врагом, а частью перетонула в соседних трясинах и болотах. Весь обоз с пушками и запасами достался неприятелям.

Поляки, однако, не могли воспользоваться вполне этой победой для устройства своих дел на Украине. Во-первых, собранная шляхта, непривычная к военным трудам, скоро соскучилась по своим семьям и хозяйствам; считая свою задачу оконченной, она стала требовать распущения посполитого рушеня и отказалась идти далее. На убеждения короля она отвечала тем, что начала самовольно расходиться и спешить к поспевшей дома жатве. Тогда Ян Казимир и сам уехал в Варшаву, предоставив гетманам дальнейшее ведение войны почти с одним кварцяным войском. Литовский гетман Радзивилл в то же время удачно действовал на левой стороне Днепра. Он под Лоевом напал внезапно на беспечно стоявших и бражничавших казаков с черниговским полковником Небабой и поразил их. Небаба пал. Радзивилл переправился через Днепр и беспрепятственно занял Киев. В ту же сторону на соединение с ним двинулись коронные гетманы. На этом походе поляки понесли большую потерю в лице князя Еремии Вишневецкого, умершего 10 августа в Паволочи от какого-то воспаления еще в полном цвете лет и мужества.

Окруженный горстью казаков, Хмельницкий меж тем, проходя по разным городам и замкам, забирал из них части гарнизона; приказал спешить к нему и тем отрядам, которые не поспели под Берестечко; ускакавшие отсюда реестровые полки и многие холопы, спасшиеся бегством, также соединились с ним; пришли и некоторые татарские мурзы. Таким образом, казацкий гетман вскоре снова увидал себя во главе значительного войска и расположился укрепленным обозом под Белой Церковью. Коронные гетманы, соединясь с Радзивиллом, напали на этот обоз, но встретили порядочный отпор. Тогда возобновились мирные переговоры при посредничестве комиссии все того же Адама Киселя. Наконец, 18 сентября гетман Потоцкий взял на свою ответственность заключить с Хмельницким так называемый Белоцерковский договор на следующих главных условиях. Число реестровых казаков уменьшается до 20 000, а испомещение их ограничивается одним Киевским воеводством, и притом только королевскими именьями. Только в сем воеводстве польские жолнеры не имеют постоя. Не одни паны и шляхта, но и жиды также возвращаются на Украину. Гетман Запорожский должен помирить Польшу с татарами, а в случае неудачи разорвать с ними союз и по требованию Речи Посполитой начать с ними войну. Он подчинялся коронному гетману и не мог непосредственно сноситься с иностранными державами. Греческая религия утверждалась в своих правах и имуществах. Договор сей должен быть подтвержден королевской присягой и сеймом. Само собой разумеется, что народ украинский с негодованием встретил уменьшение реестровых, новое согласие своего гетмана на возобновление панщины, на возвращение шляхты и жидов. Местами поднимались открытые бунты, которые Хмельницкому приходилось усмирять то силой, то уговорами и обещаниями не приводить в исполнение означенные статьи. Особенно большое волнение произвело появление буйных жолнеров, надменной шляхты и хищных жидов на Заднепровской Украине, менее привычной к этим бедствиям. Тогда усилилось движение народа за московский рубеж, где вследствие того возникли населенные украинцами города Сумы, Ахтырка, Лебедин, Харьков и многие слободы, доходившие до верхнего Донца и его притоков (Слободская Украйна). Хмельницкий жаждал случая отомстить за Берестечко и поправить свое пошатнувшееся положение. Этот случай скоро представился.

Варшавский сейм 1652 года получил особую известность в польской истории: унитский посол шляхтич Сиционьский прислал письменную против него протестацию и скрылся из Варшавы, чем сорвал самый сейм. Это было первое проявление так называемого liberum veto. Сейм разошелся, не окончив своей сессии и, между прочим, не подтвердив Белоцерковского договора. Говорят, Сиционьский тут был только орудием в руках недовольного королем вельможи, именно литовского гетмана Януша Радзивилла. Кроме него, в то время во главе оппозиции королю выступили и некоторые другие магнаты, например познанский воевода Кристоф Опа-линский и Радзеевский. По смерти Оссолинского подканцлер коронный Лещинский сделался канцлером, а подканцлерскую печать получил Радзеевский. Последний был женат на богатой вдове Казаковского; но когда рассорился с ней, то был изгнан ее братьями из ее варшавского дома; в свою очередь, он ночью с вооруженной толпой и пушками напал на этот дом и овладел им силой. За такое самоуправство в самой королевской резиденции маршалковский суд приговорил его к инфамии и банниции[1]. Гордый и мстительный вельможа бежал за границу и нашел убежище в