ляхов Богдан и потом не раз посылал московским пограничным воеводам, а по поводу (неверных) слухов о предстоявшем будто бы соединении московских войск с польскими упрекает Москву в измене православию и грозит Божьим судом.

Непосредственные сношения Хмельницкого с царем Алексеем Михайловичем начались благодаря воздействию помянутого иерусалимского патриарха Паисия, который в бытность свою в Киеве в конце 1648 года очень подружился со знаменитым казацким гетманом. Патриарх с прискорбием смотрел на его союз с басурманской ордой, убеждал прибегнуть к православному царю Московскому и предлагал свое посредничество; гетман тогда, после Пилявиц, по возвращении из-под Львова и Замостья, находился наверху своей силы и славы и потому сначала не особенно склонялся на убеждения патриарха. Но скоро он увидел, что надежды, почему-то возлагаемые им на благосклонные отношения новоизбранного короля Яна Казимира к казачеству, нисколько не оправдываются; что, напротив, польское правительство с новым королем во главе принялось за деятельные приготовления к подавлению казацкого восстания, для чего и пользуется заключенным перемирием. Тогда только Богдан согласился на предложение Паисия и отправил с ним в Москву полковника Мужиловского с несколькими казаками, как бы в качестве почетного провожатого, а в самом деле как своего посла к царю с просьбой о покровительстве и подданстве, что должно было оставаться тайной для поляков. В Москве полковника расспросили в Посольском приказе о цели его приезда и о том, что делается у казаков с поляками. Мужиловский рассказал о последних событиях на У крайне, а относительно своего приезда хотел непременно объявить только самому царю. 4 февраля 1649 года царь с обычными церемониями принял гетманского посла в присутствии Паисия. Полковник положил к ногам государя письмо, в котором кратко излагалась история последнего восстания и польских неправд, а в заключение приводилось челобитье о царской помощи главным образом для защиты православной христианской веры. Челобитье изложено было в неопределенных выражениях и разногласило со словами Паисия, который говорил, что гетман желает поступить под державу московского государя. Мужиловского задержали, а к гетману послали особого гонца за разъяснениями. Богдан отвечал, что казаки желают иметь его царское величество над собой государем православным, и вновь просил ратных людей на помощь. Тогда Мужиловскому назначенные для переговоров боярин Пушкин и думный дьяк Волошенинов объявили, что с поляками у нас заключен вечный мир и потому послать ратных людей нельзя. Вместе с тем они посоветовали казакам послать к панам-раде и уговаривать их выбрать своим королем русского государя, а если король уже выбран, то просить у них согласия на поступление запорожского войска в царское подданство. Очевидно, в Москве еще не пришли ни к какому положительному решению относительно вмешательства в дела Малороссии и выжидали, что скажут дальнейшие события, потому и давали подобные невозможные для исполнения советы. В заключение московское правительство изъявило готовность посредничать между поляками и казаками и в половине марта отпустило гетманского посла, наградив его со свитой государевым жалованьем, т. е. деньгами, сукнами, соболями и пр. Вместе с тем отправлен был первый непосредственный царский посланец к Хмельницкому Григорий Унковский, сопровождаемый подьячим Домашневым, с государевой грамотой и с подарками для гетмана и некоторых членов казацкой старшины.

Когда Унковский подъезжал к Чигирину, ему выслана была почетная встреча с Тимофеем Хмельницким во главе. Гетман прислал с извинениями, что по болезни сам не участвовал в этой встрече. Принимая потом посланца, он приложился к печати на грамоте. В ней повторялись помянутые выше советы. Гетман отвечал, что король уже избран и коронован и что государю следует теперь наступать на Литву. В происходивших затем переговорах Хмельницкий обнаружил школьные исторические сведения, рассуждая о прежнем единении православной Руси еще при Владимире Святом; он настойчиво приглашал к общей войне с поляками и к отобранию у них Смоленска и других потерянных городов; говорил о своем союзнике крымском хане, который по окончании войны с поляками надеется, в свою очередь, с помощью казаков освободиться от турецкого ига. Не преминул гетман похвалиться тем, что на предложение хана идти вместе воевать Московское государство он не только отказал, но и пригрозил соединиться с московским войском против крымцев, если они пойдут на государевы украйны. Посланец со своей стороны указал на отказ государя полякам, просившим о помощи на основании мирного договора, и на то, что государь, узнав об истреблении посевов саранчой на У крайне, позволил ее торговым людям свободно приезжать в свои города для покупки хлеба и соли, а теперь дозволил им привозить в порубежные города свои товары беспошлинно. Жаловался московский посланец на черкас, которые нападают на порубежное население, производят грабежи и всякие насилия, чего при поляках не было. Гетман приказал писарю Выговскому послать грамоты порубежным начальникам, чтобы таких людей наказывали без всякой пощады. В последних числах апреля гетман отпустил Унковского с подарками и ответной грамотой. Сей последний во время своего Чигиринского пребывания успел собрать от разных людей всякие сведения (не всегда, впрочем, точные) о политических делах Украйны, Польши, Литвы и других соседей, для чего щедро раздавал соболей, отпущенных ему из царской казны. Из своих расспросов он убедился, что малорусский народ действительно желает поступить в царское подданство, но такое дело пока оставлял на волю гетмана, который, как сказано выше, именно в это время пользовался наибольшим народным расположением.

Раз завязавшиеся переговоры гетмана с Москвой продолжались. Вместе с Унковским он отправил второго своего посла к государю, именно черниговского полковника Федора Вешняка, который повез грамоту гетмана с новой просьбой о помощи ратными людьми и принятии его в подданство с Войском Запорожским. Гетман в подарок царю послал коня и лук. Вешняк был принят царем 5 июня, а 13-го он имел уже отпускную аудиенцию. Ему выдали почти такое же царское жалованье, как его предшественнику Мужиловскому, и вручили грамоту, в которой царь похвалил усердие к нему гетмана, но о посылке ратных людей отвечал то же, что и прежде, то есть заключенное с королем Владиславом «вечное докончание нарушить немочію»; но без нарушения сего докончания, то есть с согласия королевского величества, государь готов гетмана и все Войско Запорожское «принять под свою высокую руку». Было в том же 1649 году и еще столь же неуспешное от гетмана к царю посольство, с которым ездил полковник Иван Искра; а из Москвы в конце этого года ездили в Чигирин гр. Неронов и подьячий Богданов с царской грамотой и соболями в подарок. Московское правительство, обеспокоенное известием о намерении крымцев напасть на его украйны, вновь хлопотало, чтобы гетман их не допускал до того. Гетман обещал, а со своей