Щит покойного вспыхнул зелёным и прямо на глазах стал менять цвет, вначале пожелтел, а затем плавно перешёл в оранжевый и красный.

Я оттолкнул труп от себя и добавил пинка в спину, чтобы ему хватило инерции долететь до напарника, а сам резко рванул в сторону, потому как со спины уже звучали первые выстрелы. Щит пока ещё мигал зелёным ареалом, но спектр сдвинулся ближе к жёлтому.

Шаг влево, вправо и снов влево, при этом я то пригибался, то распрямлялся в полный рост. В такой маятник не очень-то просто попасть, а мне хватило четырёх шагов, которые я преодолел за мгновение, чтобы распахать горло второму бойцу.

Следующий рывок заставил затрещать мышцы ног, ветер ударил в уши, но я успел. Боец уже разобрался с трупом товарища и откинул его в сторону, поднял ствол автомата и направил его мне прямо в грудь, когда нож пробил его висок.

Теперь пришлось рухнуть на землю вместе с ним, потому как очереди ударили с четырёх стволов. Щит покойного прекрасно отработал примерно половину секунды, а следом уже тело приняло на себя остальные пули.

Надеяться на то, что они не пробьют покойного – глупо, такое может произойти только в кино или при наличии бронежилета. А по факту, силы автоматного патрона достаточно, чтобы с десяти-пятнадцати метров, прошить кусок мяса насквозь. Да, свою энергию пуля утратит и довольно хорошо, но всё же приятного во вторичном прилёте мало.

Благо моему щиту уже требовалось гораздо меньше энергии, чтобы остановить смерть. И это позволило продержаться мне до опустевших магазинов.

Панику я успел поднять что надо. И когда оставшиеся бойцы поняли, что-то пошло не так, то ударили по мне сразу из всех стволов. Отчего и патроны закончились практически одновременно.

Я рванул в атаку, задействовав все резервы организма. Изображение на периферии зрения расплылось в единую мутную пелену, но я успел.

Первый воин умер, не успев даже достать магазин из разгрузки, мой нож пробил ему горло. Однако сила удара была такой, что клинок прошёл не только мягкие ткани, но и кости позвоночника, где благополучно застрял. Пришлось воспользоваться его оружием, которое находилось в прекрасном доступе в ножнах на груди.

Ещё рывок и клинок пробил висок следующего противника, оставшиеся двое примкнули магазины. Я успею убрать только одного из них, чем без лишних раздумий и занялся.

Достать его получилось в самый последний момент, когда он уже вдавил спуск. Я отбил ствол автомата в сторону и что было силы вогнал нож в его шею, где он точно так же моментально застрял между позвонками.

А вот последний оставшийся воин почему-то не стрелял. Я понял причину, только когда обернулся. Его трясло так, что он никак не мог примкнуть магазин. Ещё бы! Я только что, можно сказать, голыми руками отправил на тот свет шестерых его товарищей, вооружённых по самое не могу, и управился всего секунды за три.

– Да ну на хуй! – нервы бойца окончательно сдали, и он просто швырнул в меня магазином, который так и не смог вставить в приёмник.

Я лишь слегка отклонил голову, и железный короб пролетел мимо, а боец уже демонстрировал мне свою спину.

Вот только на этом дело не кончилось. Стоило только остановиться, как мой щит мигнул красным, а в следующее мгновение рёбра на боку обожгла тупая боль. И пока я падал на вмиг ослабевших ногах, эта боль повторилась ещё дважды, в животе и плече.

Отличная работа снайпера. И что-то мне подсказывает, винтовка находится в руках Тихого.

Всё это время, пока длилась схватка, мать прижимала к себе сына, закрывая его собственным телом. Сейчас я смотрел на то, как она прикрывала ему глаза ладонью и пыталась провести мимо покойников. А где-то вдалеке уже завывали сирены полиции и, скорее всего, скорой помощи.

Свет перед глазами расплылся, будто я смотрел на мир сквозь слёзы, а затем из фокуса ушло боковое зрение. А когда кто-то принялся тормошить моё тело, я уже видел только тьму.

В себя я пришёл под шум кулеров и писк реанимационной аппаратуры. Понять, что я оказался в больнице – несложно, этот специфический запах медикаментов и дезинфектантов не спутать ни с каким другим.

Я открыл глаза и уставился в потолок, на котором облупилась краска. Паук, что ли, там какой сидит?

В этот момент распахнулась дверь, на которую я тут же переключил внимание. В палату на костылях вошёл какой-то парень и первым делом направился к раковине, где чуть ли не залпом влил в себя две кружки воды. На меня он не обратил никакого внимания и как только закончил с процедурой, сразу покинул помещение.

– Что ты вечно шныряешь там?! – прозвучал строгий женский голос.

– Да пить хочу, а у нас в палате кран не работает, – прогундосил тот. – У вас там, кстати, пациент очнулся.

– Как? Какой? – казалось, удивлению медсестры не будет предела.

Шаркающие шаги приблизились к двери, а вскоре я смог лицезреть обладательницу голоса. В палату она смогла бы войти разве что боком – настолько объёмными формами обладала.

– Точно живой, – с сомнением в голосе прокомментировала она мой взгляд и снова исчезла за дверью.

Минут двадцать ничего не происходило, только мерный писк аппаратуры, гул голосов в коридоре, да паук на потолке немного сместился влево.

– Вы уверены, Маргарита Семёновна? – прозвучал у самой двери мужской голос.

– Да точно вам говорю, Андрей Степанович, я вошла, а он на меня смотрит.

Дверь распахнулась, и на пороге появился мужчина в белом халате, лет сорока на вид, а из-за его спины испуганно выглядывала медсестра. Пару секунд мы играли с ним в гляделки, после чего он уверенно направился к моей кровати.

– Как вы себя чувствуете? – задал он первый вопрос.

– Не знаю, – ответил я.

А я на самом деле ничего не понимал и вряд ли бы смог описать своё самочувствие. Боли нет от слова «совсем», вроде как даже выспался. Бинты немного дискомфорт доставляют, а в целом – хоть сейчас выписывай. Но ведь после такого доктора точно удар хватит.

Разумеется, я прекрасно понимал, что это работа сыворотки – если уж она покойников поднимает, то с ранениями, думаю, справляется вообще на раз. Но как это объяснить доктору, который получил в палату интенсивной терапии живой труп. Я даже не сомневался, что они на вечер мне полку в морге приготовили. С такими ранениями просто не живут. А я – вот он, смотрю на него бодрым взглядом и даже спокойно себе разговариваю.

Врач посветил мне в глаза фонариком, проверил первичные рефлексы и тяжело вздохнул.

– Что за день такой сегодня? – пробормотал он. – Сплошные чудеса.

– А что случилось, простите? – загорелся любопытством я.

– Да кто бы мне самому объяснил, – уставился на меня тот. – Сначала повальное бегство покойников из морга, а теперь вот вы. С памятью как у вас?

– Да вроде не жаловался, – ответил я.