Едва дверь за проклятой девчонкой закрылась, Ристана упала на стул и выругалась. Колени до сих пор дрожали, холод продирал до костей, а затея Роне казалась далеко не такой удачной, как час тому назад. Девчонке удалось нагнать страху — и Ристана готова была растерзать ее за это.

Дверь между кабинетом и библиотекой отворилась, на пороге показался Роне в одной рубахе, без камзола. Ристана покосилась на него с подозрением: за фасадом страстного любовника мерещилось чудовище, чуждое всему человеческому.

— Ах, дорогая, — искренне засмеялся он. — Неужели вы приняли всерьез весь этот детский балаган? Иллюзии, всего лишь иллюзии. Совершенно безобидные. Но вы прекрасно сыграли, радость моя. Теперь они из чистого упрямства не покинут столицу.

— В следующий раз избавьте меня от подобного удовольствия. — Ристана зябко передернула плечами. — Разбирайтесь с полоумной девчонкой сами. Чтобы я еще связалась…

На миг почудилось, что темный шер слишком пристально смотрит на вернувшийся портрет Зефриды. Пристально, со странной нежностью и тоской. Нет, не может быть, чтобы те слухи были правдой! Да и прошло уже пятнадцать лет — даже если Роне и питал когда чувства к шлюхе Тальге, они давно превратились в прах и пепел.

— Не беспокойтесь о девчонке, моя королева. — Темный шер улыбнулся горячо и обещающе. — Нам никто не помешает. Обсудим государственные дела…

Роне шагнул к ней.

…не оставим возлюбленного брата в беде…

…спешим на помощь с тремя полками драгун и светлой шерой-прим Ансолье…

…подойдем к Мадарису не позднее 10 дня пыльника…

…настоятельно просим больше не рисковать военными силами Валанты без должной магической поддержки…

…тоскуем в разлуке с нашей возлюбленной невестой Шуалейдой…

С.ш. Люкрес Брайнон

10 день пыльника, утро (несколько часов назад). Риль Суардис

Ристана

Ристана швырнула сто раз перечитанное письмо кронпринца на пол и сжала кулаки. Но насмешливые строчки продолжали плясать перед глазами — за два дня, прошедших с тех пор, как проклятое письмо убило отца, Ристана выучила его наизусть.

— Что уставилась? — зашипела она портрету мачехи. — Это все ты виновата, Хиссово отродье! Ты и твоя дочь!

Схватив нож для вскрытия писем, Ристана подбежала к портрету последней королевы и всадила острие в нарисованную грудь. Рванула вниз, и наискось, и еще… только когда холст перестал протестующе трещать и повис лохмотьями, обнажив вишневые шпалеры, она вздохнула и отступила. Писаный маслом император скептически смотрел с другой стены отцовского кабинета… Нет, теперь — ее кабинета. Ее, законной наследницы, лишенной трона, но не лишенной власти.

— И твой сын не получит ни Валанты, ни Шуалейды, — усмехнулась Ристана прямо в жесткие бирюзовые глаза Элиаса Брайнона. — Это моя земля. Мой дом.

Стук в дверь заставил Ристану вздрогнуть, выронить нож — на миг показалось, что с него капает кровь, но это был всего лишь отблеск солнца. Она сорвала со стены погубленный портрет и спрятала за ближний комод.

— Что? — громко спросила она, придав лицу подобающе скорбное выражение.

— Его темность Рональд шер Бастерхази просит аудиенции у вашего высочества, — приоткрыв дверь, дрожащим голосом произнес королевский секретарь.

— Его темность? — Ярость снова поднялась тяжелой душной волной: где он был, когда она нуждалась в нем? Когда звала и металась в отчаянии? — Ах, его темность!

— Приветствую, ваше высочество.

От рокочущего, бархатного голоса ее сердце учащенно забилось, во рту пересохло. Проклятье, она так надеялась, что переболела за эти месяцы, что больше не любит Хиссово отродье — потому что знает, какое чудовище он на самом деле…

Смешно. Чудовище или нет, но темный шер слишком похож на него, возлюбленного из ее снов, потерянную половину ее души. Увы, теперь Ристана не знала, какое чувство в ней сильнее: любовь к прекрасному, великолепному темному шеру или ненависть к нему же — за то что этот негодяй, предатель и порождение Бездны — не он. Не тот. И никогда им не будет.

— Бастерхази… — процедила она, мечтая услышать от него глупые, невозможные слова: тосковал, стремился к ней, любит… Мечтая и ненавидя себя за глупость, достойную томной салонной девицы, а не принцессы Суардис, она повторила: — Бастерхази. Явился.

Темный шер официально поклонился, сияя свежим морским загаром и наглыми огненными глазами. Алая траурная повязка на рукаве черного камзола и алый подбой старомодного плаща казались насмешкой: утром, на похоронах короля, место придворного мага занимал капитан Магбезопасности Герашан.

Дождавшись, пока секретарь закроет дверь с той стороны, шер Бастерхази продолжил низким интимным шепотом:

— Не велите казнить, моя прекрасная королева, велите…

Ристана молча шагнула к Бастерхази и отвесила пощечину… то есть хотела отвесить: он перехватил ее руку, ухмыльнулся и притянул к себе.

— Ах, какая страсть, — мурлыкнул Бастерхази и прикусил мизинец пойманной руки; однако его глаза оставались холодными, как Бездна. — Вы так скучали, моя драгоценная? И четырех месяцев не прошло, а какой эффект!

— Прекрати паясничать. — Ристана вывернулась и отступила на шаг, успокаивая предательски участившееся дыхание. — Из-за тебя… Какого шиса ты удрал?! Ты же знал о Пророке! Знал, что ты нужен мне, нужен Валанте!

— Дорогая, я восхищен вашим лицемерием, — пропел темный шер, обходя ее и направляясь к резному шкафу рядом с письменным столом. — Кардалонского или ардо? — спросил, открыв дверцу и достав два широких бокала. — Пожалуй, вам кардалонского.

Ристана поперхнулась от его наглости, хотела высказать все, что думает о предателе…

— Нам есть за что выпить, не так ли, ваше высочество регент Валанты? — опередил ее Роне. — Поздравляю, моя дорогая, теперь королевство — ваше.

Темный шер отвесил изысканный поклон и вручил Ристане полный бокал, но не убрал руку — чтобы еще не утвержденная Советом регентша не выплеснула бренди ему в лицо, как собиралась.

— Из-за вас умер отец, — справившись с детским порывом, холодно сказала Ристана. — Из-за вас погиб генерал Альбарра. Из-за вас…

— Ах, как удобно иметь под рукой темного шера, всегда известно, кто во всем виноват. Не так ли, моя дорогая? — так же холодно переспросил Бастерхази и легонько пнул скомканное письмо. — Просто не нужно уточнять, кто позволил секретарю отнести королю это послание. Хотя без сомнения, тут виноват его императорское высочество, его настойчивым желанием донести до кузена Тодора свои намерения до сих пор фонит… Не смотрите на меня так. Это чары, моя дорогая, обыкновенные светлые чары. Но опустим это все для ясности и будем считать, что именно по моей вине вы получили шанс вернуть себе королевство.