Не любил прежде старик зиму. Да и кто станет любить ее, имея кровом залатанный шатер, а скарба всего — горсть камешков для гадания да лохматую колоду картинок с князьями да ворожеями? Шутка — выклянчить постой на день, на неделю. Но как заметет тебя под самую крышу, так хозяин скоро устанет от болтовни да гадания и за всякий день шпыняет, попрекает, что ешь его хлеб. То и дело гонит за ворота, которые и не открыть одному, так прижало снегом. А в поле гуляет, царствует Безносая, Землицына сестра, лютует. Посвистывает, сорвавшись с ее плеча, ветер.

Впервые за долгие годы пережил зиму Болеслав не попрошайкой да приживалом при чужом доме, а в услужении, на господском довольствии.

На башне, одной из самых отдаленных, почти у границы с Войцеховой Гатью, было их трое. Если считать безумного старика-мануса — четверо. Владислав на башни и припасов, и дров никогда не жалел — и башенные сторожа зиму пережили в мире и согласии. И колода картинок не вгоняла уже словника в тоску. Товарищи его по башне оказались игроками увлеченными, но мирными, и время за картами текло скоро и весело.

Топь не объявлялась всю зиму. Нигде не приметно было и тени радуги. Смерть тешилась на зимнем раздолье и, казалось, забыла свою страшную жатву. Даже безумец, жизнь которого должна была стать платой за спасение Чернских земель от ока, успокоился и все больше тихо бормотал себе что-то под нос или затягивал старую заунывную песню, слов которой большей частью не помнил.

Бесконечная болтовня Болюся, казалось, вовсе никого не утомляла, и он болтал в свое стариковское удовольствие. И когда осел под стенами снег, потемнел и отступил от камня, униженно прижавшись к земле, когда потекли между валунов шустрыми искристыми змейками ручьи, Болюсь с тоской подумал, что скоро окончится его башенный срок и придется ехать ко князю Владиславу за новыми указаниями.

Собирался он так неспешно, словно ждал, что прискачет из Черны мальчишка и передаст от князя повеление башенным с мест не сходить, еще один срок отслужить.

Но нет. Тихо было. Ни гонца, ни голубки.

А после приехала подвода, на которой сидел молоденький резвый манус — смена для старого словника. На той же подводе, едва дав лошадке немного передохнуть, возница, громадный бородатый мужик, повез Болюся в Черну.

— Спокойно ли в городе-то, батюшка? — устав молчать рядом с мрачным возницей, заговорил словник Не удержался — накопил силушки-то за долгое башенное служение. Закинул словничью петельку на возчика.

— Здоров ли князь Владислав милостью Землицыной? — затянул петельку. Улыбнулся ласково.

— Здоров, — ответил бородач, хмурясь. Неужто почуял словничье заклятье? Не мог мертвяк учуять. Да только почуял или нет, а уж словник Болеслав свое дело сделал — привязал козелка на шелка.

Так и стал расспрашивать, что к чему. Про княгиню, тещу княжескую, про вести, что до Черны идут. Не мог бородач солгать под словничьим заклинанием, а словно бы не все говорил, что-то утаивал. И чем дальше, тем больше задорился словник. Что же такое умалчивает черный косматый возчик? Как удается ему устоять против словничьей-то петли?

Уж, кажется, обо всем расспросил, а все сидит занозой чувство, что ходит Болеслав кругами, а главного вопроса, в котором вся суть нечаянного его спутника скручена, не отыскал.

Вертит словник мужика, словно коробочку с потайной пружинкой. Вроде с виду просто, а все не открыть. За этим занятием не заметил Болюсь, как пролетело время, с удивлением воззрился на выплывшие из сырого марева контуры знакомой развилки. Прямо — путь до Черны, налево — поворот на Дальнюю Гать. Словно и не ехали, а колдовством одолели полпути.

— Да не маг ли ты? — неожиданно для себя спросил словник. Испугался, что в простом возчике налетел на высшего мага. Если высшие по лесам возы гоняют, то куда мир катится? Ужели поворотилась Землица на другой бок и валятся Срединные княжества куда-то в дикий Закрай?

Словно вторя его мыслям, повозка и правда стала крениться, поехали словниковы пожитки на сторону. Лошади заржали, не в силах сдвинуть завязший в грязи воз.

— Не высший.

Возчик спрыгнул на островок подсохшей земли, обошел воз сзади и налег плечом, помогая лошадкам выбраться из грязи и вытянуть повозку. Если по лесным дорогам еще можно было проехать, то на развилках земля обратилась в густое, вязкое месиво, что доходило возчику до самой кромки высоких, ладони на три выше колена сапог, а приземистым его лошадкам было едва не по грудь.

Словник хотел предложить спуститься, чтоб проще было животинкам, но глянул в грязное пузырящееся море — и раздумал, только тулупчик плотнее запахнул. Отчего-то стало старику — нет, не холодно, а будто бы зябко. Словно кто прошептал на ухо предупреждение о близкой опасности.

И точно. Пока возница то плечом, то спиною пытался сдвинуть воз, силясь помочь своим лошадкам, из лесу показались три тощих волка. Первый, самый крупный, не сводил со старого словника желтых горящих глаз, словно уже в мыслях своих волчьих рвал добычу на части.

Хищники медленно разделились, окружая повозку. У Болюся сердце в пятки свалилось. Умудрился же он от скуки растратить часть скопленной силы на своего попутчика. Старые кости, морщенная плоть плохо гонят силу. Если и хватит — то на одного зверя, и то, верно, вожак устоит. Да и отповедь будет — ого, выдержать бы.

— Мил человек, — хрипло проблеял словник. — Э… мил человек…

Возница оглянулся и, увидев хищников, готовящихся напасть, вопреки ожиданиям словника, не вспрыгнул обратно на козлы, под защиту хоть и старого, но мага. Чернобородый детина вынул что-то из-под соломы на возу и потопал прямо навстречу зверям, выбираясь на твердую землю.

Не успел словник охнуть, как вожак бросился на мужика, одним мощным прыжком преодолев разделявшее их расстояние. И тотчас упал, забился в грязи, хрипя. А в руке возницы блеснул короткий меч. Но не костяной, что носят обычно маги и те, кто с магами близок, а стальной.

Словник сжался, не зная, кого теперь стоит больше опасаться — зверя или человека. Волк-то загрызет, верно, но от голода или страха. А мятежники, что со стальными лезвиями в мире господ-магов ходят, тех сколько ни корми — все норовят в горло вцепиться. Такого хищника не насытишь, покуда целые княжества кровью не захлебнутся. И этакий человек в Черну въезжает, башенных возит?!

В другой руке у возчика оказался короткий нож. И тоже не из кости.

Волки замерли. Не зная, что делать. Вожак их, скуля, еще ползал в грязи. Но скоро затих. И остальные хищники, рыча, попятились, а потом и вовсе развернулись и потрусили в лес.

А возница как ни в чем не бывало вернулся к возу, снова налег, толкая, уперся руками. Длинные рукава его тулупа сдвинулись. Немного совсем, да только увидел словник то, от чего сперва бросило его в жар, а после в ледяной холод.

Руки возчика были иссечены шрамами, сплетавшимися в причудливую сеть. Точно там, где гонит в руки силу хороший крепкий манус.