в мире человека, который бы не признал, что она — образец женской красоты. Черт, я сомневаюсь, что найдется кто-то, кто осмелится сказать, что она просто эффектная.

Да, должно быть, дело в этом. Ее красота, должно быть, дурманит мои мозги, потому что я ни за что на свете не полюбил бы такую гарпию, как она.

Она испорченная, злобная и откровенно мерзкая.

Выходка с лошадиной спермой и многочисленные видео, на которых я вымазан в ней, распространяемые в интернете, говорят мне об этом же.

Но даже при девяноста процентах отрицательных качеств в ней все равно есть что-то такое, что заставляет меня сходить с ума при мысли о том, что кто-то посмеет приблизиться к ней. Я готов был убить того парня за то, что он обнял ее.

Это ненормально.

Я заезжаю на парковку клиники, и поправляю штаны, когда выхожу из машины, чтобы моя эрекция была не так заметна.

Затем я почти тащу ее в лабораторию.

— Что мы здесь делаем? — она хмурится, когда видит, что это клиника.

— Ты сдаешь анализы, — говорю я ей, не слишком любезно.

— Анализы? Что ты имеешь в виду?

— Увидишь, — ворчу я.

Открыв дверь, я быстро беру два бланка и внимательно смотрю, как она заполняет свой.

— ЗППП? — Джианна хмурится, когда читает мелкий шрифт. — Зачем? — она поднимает на меня взгляд и чееерт… Если ангелы когда-нибудь спустятся на землю, они будут похожи на нее. Но они точно не будут такими грубыми.

— Мне нужно знать, что ты не заразила меня какой-нибудь странной дрянью, — отвечаю я ей, забирая у нее бланк и ставя галочки в графах для проверки на все болезни.

— Может, это ты меня чем-то заразил, — хмыкает она, задирая нос.

— Да ну, — фыркаю я. — Твой красивый рот — единственное место, где я побывал за долгое время. — Хватаю ее за челюсть, поворачивая лицом к себе. — Чего нельзя сказать о тебе, — я стискиваю зубы, произнося эти слова вслух. Мысль о том, что другой может прикоснуться к ней, или, что еще хуже, что она будет приветствовать эти прикосновения, выводит меня из равновесия.

— Ты мудак, — шипит она на меня, наконец-то показав свои когти.

— Хорошо, что ты заметила, солнышко, — говорю я, наклоняясь к ней, дразня ее призрачным прикосновением, мои губы нависают над ее губами, мое дыхание на ее губах.

Но я не захожу дальше. Нет, я не могу зайти дальше. Потому что я знаю, что если я почувствую вкус этих губ, она будет лежать на спине, раздвинув ноги, не заботясь о том, кто смотрит.

Блядь! Мне нужно взять себя в руки.

Отнеся анкету в регистратуру, я жду, пока нас вызовут, чтобы взять кровь. Когда наступает очередь Джианны, я не отхожу от нее ни на шаг, следя за каждым шагом, чтобы она прошла через это.

Она молчит, пока мы возвращаемся к машине, и я понимаю, что она молча злится на меня, поэтому я просто жду, когда придет время для ее вспышки — зная, что она неминуема.

— Я тебя ненавижу, — выплевывает она, держась за руку, из которой у нее брали кровь.

— Это взаимно, — ухмыляюсь я.

— Правда? С того места, где я стояла, так не казалось, — она поднимает на меня бровь. — Ну, знаешь, на коленях, с твоим членом во рту, — она делает болезненное выражение лица, пытаясь показать мне, насколько я ей противен.

— Но в этом-то все и дело. Ты хороша для перепихона. А вот для всего остального… — я прервался, наслаждаясь быстрой вспышкой возмущения, которая пересекает ее черты.

— Надо же, сказал парень, которому приходится шантажировать кого-то, чтобы ему отсосали, — уголок ее рта кривится. — Вот почему прошло столько времени, не так ли? — на ее лице появляется жестокая улыбка. — С таким лицом тебе только и остаётся что заставлять.

— Осторожнее, солнышко, — предупреждаю я ее.

— Но в этом-то все и дело, так ведь? — продолжает Джианна подначивать меня, и я вижу, как ей это нравится. Она наклоняется ко мне на своем сиденье, ее лицо близко к моему, когда она двигается медленно, почти чувственно. — Даже шлюхи смеются над твоими деньгами, не так ли? Как кто-либо может хотеть смотреть на это? — поднимает палец, чтобы провести по шраму над моей бровью.

Я напрягаюсь, ее прикосновение ко мне — последняя капля.

Не успеваю я опомниться, как моя рука оказывается на ее шее, я прижимаю ее спиной к сиденью и устраиваюсь на ней сверху.

— Что такое, шавка? — она хлопает ресницами. — Только не говори мне, что теперь ты меня трахнешь? Это следующий шаг, чтобы ты не рассказал моему отцу мой секрет?

Даже с моей рукой на ее горле, она наклоняется ближе ко мне, ее губы близко к моему уху.

— Сделай это. Трахни меня. Кто знает, может, мне это даже понравится, — дразнит Джианна, и делает паузу, чтобы лизнуть мочку моего уха. — А может, я просто заражу тебя еще большим количеством венерических заболеваний. Почему бы тебе не выяснить это? — спрашивает она соблазнительным голосом, и, черт возьми, если это не посылает идеальный сигнал моему члену.

Мне требуется все, чтобы оттолкнуть ее, вернуться на свое место, застегнуть ремень безопасности и стараться не обращать внимания на то, как она раскинулась на сиденье, ее платье задрано слишком высоко, ее трусики…

Я влип.

— Я работаю над этим. Я уже говорил тебе об этом, — скрежещу я зубами, пытаясь заставить Циско отвалить.

— Басс, — называет он меня по имени, чего он почти никогда не делает. — Только на этой неделе у Бенедикто было несколько встреч. Он скоро найдет кого-нибудь, а мы не можем позволить, чтобы это случилось, не так ли?

— Почему ты так настроен против Гуэрра? Потому что это больше не похоже на игру, Циско. Это кажется личным.

— Мое дело — это мое дело, — говорит он, его тон резковат. — Тебе этого знать не нужно. Тебе нужно только следовать приказам и выполнять эту чертову работу. Что сложного в том, чтобы трахнуть шлюху, дядя? Подними ее юбку, трахни ее, уничтожь ее, и дело сделано.

Не знаю почему то, что назвал Джианну шлюхой, меня задело. Особенно когда он продолжает подробно описывать, как я должен осветить ее падение с небес на весь мир.

Я с самого начала настороженно относился к этой миссии, но теперь…?

— И я сказал тебе, что сделаю это, но в своем темпе. Не волнуйся. У тебя будет очень публичное зрелище, — говорю я, вешая трубку и бросая телефон на кровать.