— Ничего хорошего не будет.

— Наоборот.

— Только сейчас кажется.

— Клянусь!

— Ты не должен себя губить.

— Я?! Себя?!

— Вокруг столько прекрасных девушек. Они никем и ничем не связаны. Ты и одна из этих девушек слетитесь, как птицы, полюбите… И небо ваше… Успеешь приковать себя к земле.

— Я стремлюсь к этому.

— Ты видишь только то, что хочешь видеть. И… наивность. Не сердись.

— И хорошо. Ты тоже не сердись. Слишком уж много развелось благоразумных.

— Не нужно. Сегодня накатило, завтра отхлынет. Послушайся, и ты не пожалеешь.

— Я шел. Долго шел. И — ты!

— Мальчик! — Она улыбнулась. — Пусть останется так: и ты, и я видели сказку.

— Сказка только началась.

— Она могла бы быть. Да у меня она началась не с того.

— Ты забыла все сказки. В них сначала много бед, а концы счастливые.

— В сказках действительно счастливые концы. Я озябла. И пора домой. Дальше не ходи.

Обратно я шагал по сугробам бульвара. Снова буранило. Фонари бульвара были погашены. Восточный спад неба красно-тревожно пульсировал над крышами города от зарева домен и коксовых печей.

1968

Зорий Балаян

БЕЗ ПРОМАХА

Очерк

1

Мой дедушка Маркос, рассказывая внукам о ремеслах, в почетный список в первую очередь включал кузнечное дело. Говорил, что к кузнецу на поклон должен идти даже ювелир. Запомнил я это с детства и ничуть не удивился, когда через годы прочитал у великого армянского поэта Севака: «Пускай искусен ювелир, искуснее кузнец».

Вспомнилось об этом и в тот день, когда я впервые услышал о судьбе знаменитого рода приокских кузнецов.

Род этот славился не только своим «железным мастерством», но и редкостным долголетием. Как именитые помещики и князья, семья эта имела даже свой родовой герб. Жили кузнецы в деревне, а мастерская их находилась в семи километрах от нее. Мастера каждый день в любую погоду ходили на работу пешком.

Но вот одному из представителей знаменитого рода вздумалось поставить хату рядом с кузницей. В самом деле, казалось, зачем это топать по утру за семь верст, тратить впустую уйму дорогого времени. Дом вышел на славу — с причудливыми узорами на окнах и великолепным железным петушком на железной крыше.

Однако счастье сюда не пришло. Здоровенные обитатели его оставались богатырями до тридцати лет, а затем чахли на глазах. И никто толком не мог понять, отчего это происходило. Конечно, вспоминали о всевышнем, который, по-видимому, разгневался на кузнецов за какие-то грехи… Род вскоре прекратил свое существование.

Что же произошло?

Кузнецы стали пить. Раньше, когда жилье у них было в деревне, они после работы, добравшись до дому и наспех перекусив, ложились спать. А тут все было рядом. Можно было пить прямо в кузнице. Исчез род некогда знаменитых людей, редких долгожителей…

Я много раз видел, как погибали люди от водки. Видел с детства у себя на родине; в Рязани, где кончал медицинский; видел на Камчатке, где проработал врачом десять лет… В психоневрологическом диспансере однажды встретил алкаша, который имя собственное забыл… Видеть это было мучительно больно, но один аспект проблемы вызывал — скажу без преувеличения — особую боль.

Как-то мы с другом Виктором Кузьминым провели исследование во вспомогательных школах (проще говоря, в школах для слабоумных детей) Крайнего Севера. Нас интересовала тема «Алкоголь и потомство». Встретились с сотнями обреченных детей. Как правило, это были дети родителей-алкоголиков или те, у кого «радость любви» часто совпадала с состоянием опьянения. Исследование подтвердило, что алкоголь в первую очередь пагубно влияет на половые клетки, которые начинают передавать будущему плоду патологическую информацию, в результате происходит неправильное развитие плода и процесс этот в дальнейшем не поддается коррекции.

Вот признания некоторых детей, записанные в наши блокноты во время того путешествия: «Отец всегда возвращался домой пьяный», «Мать пила каждый день», «Папа пил много».

Тяжело и горько было смотреть на этих несчастных детей. Они никогда не излечатся…

То было мое первое знакомство с проблемой «пьяного зачатия». Изучая ее в последние годы, я посетил разные регионы страны. Побывал во многих вспомогательных школах, встречался с родителями, чьи дети страдают олигофренией, то есть слабоумием. В общей сложности познакомился почти с двумястами семьями, в которых поселилась беда. Вот одна из них.

Все звали его мастер Або, он с самого детства отвык от своего настоящего имени — Александр Боков. Никто в округе не мог так искусно подобрать колер, как мастер Або. Любую царапину, любую вмятину на машине он заделывал так, что кузов сверкал как новенький. Мастер был нарасхват, очередь к нему была огромная. Все знали, что Або ежедневно в одно и то же время делает в работе двухчасовой перерыв. В это время он обедает — обычно с очередным клиентом — в ресторане. О нем уже ходила такая, например, легенда: «Может выпить литр водки и подобрать после этого нужный колер». Когда же Або бывал трезв как стеклышко, работа получалась «не то, что надо». Выпьет — и рука тверже, и глаз вернее.

Мастер Або был женат. Когда родился первенец, он, как и обещал друзьям, налил в двадцатилитровую канистру портвейн. Пил сам и угощал друзей — пил с утра до вечера. Он праздновал появление на свет сына и не знал, что в дом его уже пришло горе. Сын родился с заячьей губой. А потом обнаружилось: в физическом и психическом развитии он отстает от своих сверстников. Вскоре сын был взят на диспансерный учет с диагнозом — олигофрения.

Автомобильные клиенты все шли и шли к мастеру Або. Условия оставались прежними: привычная такса плюс двухчасовой обед в ресторане. Но мастер изо дня в день становился все угрюмее. Часто рыдал за столом. Вспоминал своего малыша с обезображенной губой и пустым взглядом.

Через три года у Або родился второй ребенок — девочка. Вроде нормальная, с обычными губами. Отец был счастлив. До года никаких отклонений у ребенка не замечалось. А потом выяснилось, что у девочки имеются так называемые патологические рефлексы. Дальше — больше. Первые членораздельные слова девочка стала произносить только к четырем годам.

Отец продолжал страдать. На семейном совете, состоявшемся как то в утреннюю пору, он сказал, что бросит работу и займется лечением дочери. Но разговор так и остался разговором. Вечером Або, как всегда, вернулся пьяным.

…У этого человека родилось еще двое детей. И они вынуждены были учиться в так называемой вспомогательной школе — для умственно отсталых. Я побывал в