глаза на неудобства жизни вдвоем, думая, что когда-нибудь буду вспоминать этот период с ностальгией. Бо́льшую часть времени мы хорошо ладим. Много смеемся, устраиваем диванные вечеринки перед телевизором, заботимся друг о друге. У меня куча недостатков, признаю. Но с Агатой утомительно. Я как будто на американских горках. Все или ничего, середины она не знает. Выплескивает эмоции наружу, и ее близкие должны справляться с этим как хотят. Агату надо поддерживать в ее взлетах и падениях. С недавних пор у нее новая причуда: она сочиняет комикс. Посвящает этому все свободное время, истратила все свои деньги и часть моих на альбомы, фломастеры и руководства. Она умеет заразить меня своим энтузиазмом, и я ее подбадриваю, слушаю, как она часами разливается соловьем, но в глубине души боюсь, что и эта ее страсть рано или поздно испарится, как было с Жан-Полем Готье, татуировками и акварелью.

В дверь стучат.

– Иду! – кричит Агата, вылетая в прихожую.

В дверях стоит наша мать.

– Здравствуйте, мои маленькие. Простите, что без предупреждения, но я не могу больше жить без вас. Если вы не хотите меня видеть, я могу уйти.

Агата вопросительно смотрит на меня. Я никак не реагирую. Мы не видели нашу мать с тех пор, как уехали от нее. Два года она не пыталась с нами связаться, и вот пожалуйста, нарисовалась в дверях и ждет, что мы распахнем ей объятия.

– Как ты узнала, где мы живем?

Мой голос суше, чем мне бы хотелось. Агата впускает ее, Мистер Картошка радостно приветствует. Она опускается на корточки, чтобы его погладить.

– Твоя сестра дала мне адрес.

Агата избегает моего взгляда.

Мамин запах пачулей наполняет студию. Мой живот скрутился в узел. У нее короткие волосы, руки слегка дрожат. Я хотела бы как следует разозлиться – прогнать ее, не чувствовать ее смятения. Но на самом деле мне больно видеть ее такой уязвимой. В ту минуту, когда она поднимается, перестав заниматься собакой, чтобы не встретиться взглядом с дочерьми, я оказываюсь в ее объятиях.

Сейчас

9 августа

Агата

Она спит после обеда. Судя по всему, ее массаж был по-настоящему расслабляющим. Мой же открыл для меня некоторые части тела, о существовании которых я не подозревала и охотно продолжала бы жить в неведении. Я пытаюсь найти приемлемую позу, чтобы подремать в кресле, когда звенит звонок. Эмма рывком встает, глаза еще сонные:

– А? Что?

Я смеюсь:

– Отлично, ты полностью расслабилась.

Пока она приходит в себя, я иду открывать. У калитки стоит седой мужчина с котом на руках.

– Роберт Редфорд!

Я приглашаю мужчину войти. Он толкает калитку и подходит ко мне. Кот на меня не смотрит. Если бы он мог повернуть голову на 180 градусов, чтобы показать мне свое равнодушие, он бы это сделал.

– Я видел объявления, – говорит мужчина. – Судя по всему, вы ищете его.

– Да, это кот моей бабушки.

– Знаю. Мы были с ней друзьями.

Мне вспоминаются слова мадам Гарсия, соседки. Она говорила о соседе, с которым Мима была близка. За одну свою манеру говорить о Миме он сразу становится мне симпатичен. Я впускаю его в дом. Эмма окончательно проснулась, а вот ее волосы еще не совсем.

– Это друг Мимы, – говорю я сестре. – Как вас зовут?

– Жорж Рошфор. Я живу в доме четырнадцать.

Эмма предлагает ему кофе, он кивает. Подозреваю, что ей, как и мне, хочется услышать от этого человека о нашей бабушке. Чтобы она ожила в его словах.

Держа кота на коленях, Жорж Рошфор кладет в кофе полкусочка сахара.

– Вы давно знаете Миму? – спрашивает Эмма.

– Двадцать лет.

Я скрываю удивление. Никогда о нем не слышала.

– Вы были хорошо знакомы?

Он улыбается:

– Мы были добрыми друзьями, да.

Вдруг всплывает воспоминание. На похоронах Мимы один мужчина, показалось мне, особенно горевал. Я тогда не обратила на это особого внимания, меня душило собственное горе, но я была тронута. Не я одна плакала в голос. Он был в шляпе, но, кажется, я его узнаю.

– Я пришел спросить вас, можно ли мне оставить Роберта Редфорда, – говорит Жорж, гладя кота, который так и сидит у него на коленях. – Мы шли на рынок Кентау, когда нашли этого кота, сбитого ма…

– Вы были вместе? – удивляюсь я.

В истории спасения Роберта Редфорда, которую рассказывала Мима, появился новый персонаж.

– Мы всегда ходили на рынок вместе.

Эмма бросает на меня понимающий взгляд. Я не верю своим ушам.

– У нас было то, что можно назвать раздельной опекой, – шутит сосед. – Кот жил на два дома. День он проводил у меня, а вечером уходил к вашей бабушке. Когда ее положили в больницу, он остался у меня на ночь, потом на вторую. Я рассказал ей об этом по телефону. Она ворчала, боялась, что он ее бросит. Я обещал ей, что он вернется, когда ее выпишут.

Он осекается, отводит взгляд. Его горе осязаемо. Эмма незаметно складывает пальцы в сердечко. Я качаю головой. У Мимы не было сердечного друга, я бы знала.

– Конечно, вы можете оставить кота себе, – говорит Эмма. – Мы снимем объявления.

– Хорошо, что он с вами, – добавляю я. – У меня небольшой вопрос, Жорж. Вы часто виделись с Мимой?

Его глаза вспыхивают, он искренне улыбается:

– Так часто, как только было возможно, да. Нам нравилось проводить время вместе… Мне ее ужасно не хватает.

Он опускает голову, как будто колеблется, потом делает глубокий вдох:

– Я хочу вас еще кое о чем попросить. Дело деликатное, но я уверен, что вы поймете.

Тогда

Июль, 2006

Эмма – 26 лет

Мы в последний раз обходим студию и окончательно закрываем дверь.

– Хорошо было с тобой жить, – шепчет Агата.

Я обнимаю ее. Она единственная, кого я могу так обнимать.

Я получила диплом, она тоже. В сентябре я поступаю в педагогический, чтобы осуществить свою мечту и стать учительницей. Она будет жить у Мимы, уже договорилась насчет работы в приюте.

Машина загружена под завязку. Алекс нам очень помог, он настоящий чемпион по тетрису. Когда я вернусь, буду жить с ним. Я помариновала его, прежде чем согласиться. Хотела быть уверенной, что у него больше нет сомнений после того разрыва. Он вернулся быстро: сперва испугался серьезных отношений, но потом понял, что не хочет жить без меня.

– Смотрите на дорогу, – говорит он, хлопая дверцей.

– Не беспокойся за нас, Холодная картошка! – отвечает Агата.

В машине мы слушаем радио RTL. Определить момент, когда становишься взрослым, легко: это когда переходишь от музыкального радио к новостному.

Мы приезжаем к ночи. Мима встречает нас омлетом с картошкой, мы расправляемся с ним так, будто не ели месяцами. Разбор Агатиных коробок откладываем на завтра, вместо этого играем в китайские шашки, и Мима традиционно выигрывает, подправляя правила под себя, а мы не решаемся ей сказать, что заметили, потом все расходимся по своим комнатам спать. Я, как всегда, устраиваюсь в бывшей папиной комнате, а Агата – дяди Жан-Ива.

Я уже почти сплю, когда дверь открывается и сестренка ныряет ко мне в кровать.

Тогда

Декабрь, 2006

Агата – 21 год

Декабрь здесь мой любимый месяц. Туристы разъехались, горы, небо и океан сливаются друг с другом, и главное – скоро Рождество. Каждый год я жду, как девчонка, предпраздничной атмосферы и бегаю по магазинам в поисках идеальных подарков для моих любимых. Я нашла замечательный шарфик для Мимы. В прошлом месяце ей удалили щитовидную железу, и она теперь не выходит без шейного платка.

В тепле кафе, не сводя глаз с иллюминации за окном, я ем шоколадный мусс на пару с Жоакимом.

– Обалденный, – говорю я.

– Это ты обалденная.

Надо его очень любить, чтобы не съязвить в ответ на такую отстойную фразочку.

Начиналось у нас неважно. Он долго был симпатичным соседом с сальными волосами, которого я звала с собой на серфинг, когда Люка был занят, в остальное же время о нем не вспоминала. С годами мы подружились, но мне никогда бы и в голову не пришло влюбиться