дела не ждут. Пойдем заберем у исправника ключи от кладовой да посмотрим, чем деревенских баб отдарить.

Варенька тяжко вздохнула и с выражением великомученицы раскрыла жития святых.

— Ключи у исправника? — удивилась я.

— Так они у Граппы под подушкой были. Он сказал, что отдаст тебе как хозяйке. Всю комнату перерыл, соседние тоже осмотрел, если чего и нашел, нам не сказал.

Она закончила говорить уже в гостиной. Стрельцов поднял голову над бумагами.

— Хорош бы я был, если бы болтал о ходе следствия направо и налево.

— Не «направо и налево», а особо доверенным лицам, — наставительно воздела палец генеральша.

Исправник рассмеялся, протянул мне связку ключей на металлическом кольце. Отдал записи генеральше.

— Прочитайте и распишитесь, пожалуйста.

Марья Алексеевна подслеповато прищурилась.

— Глашенька, у тебя глаза молодые, острые, прочти, пожалуйста.

Она протянула мне листы. Мой взгляд сам скользнул по строчкам.

«Обыск покоев барышни Глафиры Андреевны Верховской произведен…»

Я едва не выронила бумаги, но кое-как справилась с собой. Буквы расплылись, превращаясь в закорючки. Я моргнула. Закорючки снова сложились в слова: «…в присутствии потомственной дворянки…».

До меня наконец дошло. Если Глаша была грамотна — а она должна была быть грамотна — вряд ли она разбирала текст буква за буквой или слог за слогом. Как и любой бегло читающий человек, она схватывала слова целиком, не отвлекаясь на ошибки или неразборчиво выписанные буквы. Впрочем, почерк у исправника был уверенный и четкий, хоть прописи подряжай составлять.

А раз так, то и мне не надо пытаться выискивать в этих завитушках знакомые буквы, тем более что знакомых мне — мне, а не Глаше! — букв здесь нет и быть не может. Надо просто расслабиться и…

«… Марьи Андреевны Пронской, урожденной Раздорской…»

Далее шло подробное описание комнаты, перечисление найденных вещей, в том числе «отреза льняной ткани длиной в аршин с четвертью и шириной с пол-аршина, покрытого бурыми пятнами», что я и прочитала вслух.

— Ну слава тебе, Господи, а то я уж испугалась, что ты и грамоту забыла. — Генеральша взяла у меня протокол и размашисто расписалась под ним. Я последовала ее примеру.

— А теперь, Марья Алексеевна, пойдемте к экономке, — сказал исправник.

— Погоди, я Глаше обещала с кладовой помочь.

— К слову, вы говорили, что хотите убедиться, чтобы я не отдала деревенским каких-нибудь улик, — вспомнила я. Генеральша сладко улыбнулась.

— Вот и правильно. Заодно граф нам и сундуки поможет двигать.

10.3

Жаль, фотоаппарата нет — промелькнувшее на лице графа выражение стоило запечатлеть в веках. А Марья Алексеевна, словно специально, чтобы добить, добавила:

— После того гроба вам, Кирилл Аркадьевич, сундуки, поди, пушинкой покажутся.

— Гроба? — не поняла я. — Я же просила Герасима привести мужиков.

— Он-то привел, да больно уж эта дура неудобная оказалась. Я имею в виду гроб, — поправилась генеральша, как будто мы собирались подумать о чем-то — или о ком-то — другом. — Пришлось его сиятельству мужикам помочь.

А я пропустила такое зрелище! Хотя, сиятельного графа, ловко орудующего молотком, тоже не каждый день увидишь, так что хорошего, наверное, понемножку.

Исправник, впрочем, быстро взял себя в руки.

— Как я уже говорил сегодня Глафире Андреевне, моя служба подразумевает «доброхотство и человеколюбие к народу».

— Вряд ли составитель вашей должностной инструкции подразумевал под этим таскание гробов, — фыркнула я.

— Должностной инструкции? — переспросил он.

— Разве не так называются предписания, по которым вы действуете? — Я постаралась, чтобы мои слова прозвучали как можно легкомысленнее. — Вряд ли в них есть что-то про гробы или сундуки. Кстати, о сундуках, мне кажется, таскать их все же больше пристало мужикам, которых привел Герасим.

Марья Алексеевна решительно взяла меня под руку.

— Нет уж. Пока мы сами с кладовой не разобрались, никаких мужиков. Еще прихватят чего-нибудь под шумок, а мы и не поймем. С Кириллом Аркадьевичем надежнее.

— Польщен вашим доверием.

Иронию в его голосе заметил бы даже глухой. Но не Марья Алексеевна. Или она сделала вид, что не заметила.

— Вот и славно. Пойдемте, чего время терять, вечереет.

Кладовая обнаружилась на первом этаже, где, похоже, были все служебные помещения. Когда-то просторная комната была заставлена сундуками, сундучками и сундучищами всех мыслимых размеров и форм. Сквозь закрытые ставни пробивался розовый лучик света, в котором лениво кружились пылинки, делая воздух почти осязаемым. Пахло пылью, старым деревом, слежавшимся тряпьем и еще чем-то сухим и горьковатым — не то засушенными травами, не то чернилами.

Я чихнула от густой, застоявшейся пыли. Еще и еще раз. От чихания в ушах зазвенело, а на языке появился неприятный привкус.

Крышки некоторых сундуков покосились, другие были заперты массивными замками, почерневшими от времени. В углу громоздились какие-то ящики, накрытые ветхой дерюгой, а на стенах на ржавых гвоздях висели пучки трав. Дальняя стена была уставлена полками, на которых теснились банки, склянки и мешочки.

— Да… — протянула Марья Алексеевна. Провела пальцами по ближайшему сундуку, оставляя четкую полосу на посеревшей от времени крышке, тряхнула рукой жестом кошки, нечаянно намочившей лапу. — Говорила я Граппе: на тот свет все с собой не унесешь, так нет же. Но хотела бы я знать, чем вообще Агафья в этом доме занималась? Притащить бы ее сюда да рожей ткнуть в эту пылюку.

Она решительно шагнула к двери, но исправник перехватил ее за локоть.

— Марья Алексеевна, воспитанием чужих слуг займетесь потом. Мы здесь по делу.

Ворча себе под нос, генеральша огляделась. Сняла с гвоздя на стене у двери еще одну связку ключей.

— Так… Думаю, здесь.

Замок на сундуке печально заскрипел. Генеральша откинула крышку.

— Угадала.

Она вытащила из сундука несколько скрученных отрезов ткани чуть шире полуметра. В полумраке они казались серыми.

— Холстины, самое то бабам за работу отдать. Да и мужики не откажутся. — Она вручила ткань исправнику. — Глянь, граф, убедись, что ничего не прячем.

Исправник укоризненно покачал головой, но промолчал.

— Работы тут непочатый край. — Она снова оглядела помещение. — Ну ничего, с божьей помощью разберемся потихоньку. Граф, ты как Агафью расспросишь, я ее заберу. Нечего ей в своей комнате отдыхать, пока господа хлопочут, пусть хоть ужин да на завтра сготовить поможет.

— Еще яда какого-нибудь сыпанет, — проворчала я.

Марья Алексеевна рассмеялась.

— При исправнике-то?

— Это было бы