весьма неосмотрительно с ее стороны, — согласился Стрельцов.

Мы вернулись в коридор. Генеральша закрыла кладовку, вручила мне тяжелую связку ключей.

— Ты теперь хозяйка дома, ты у себя и держи. А как хорошую экономку наймешь да убедишься в ее честности, так вместе с ней еще раз переберешь все да опись составишь, ей ключи и отдашь. Чтобы она знала, что в доме есть и что у тебя спросить, ежели понадобится.

Я кисло улыбнулась. «Наймешь». На что? До сих пор я не видела в доме ничего, кроме запустения. Возможно, конечно, среди вещей покойной, до которых я еще не добралась, и был кошелек с деньгами, но пока все выглядело так, будто она и на продуктах экономила. Впрочем, в погреб во дворе я тоже еще не заглядывала.

«Долги», — прозвучало в моем сне. Правда ли это или мое подсознание выстроило убедительную для себя версию?

Я тряхнула головой, решив, что обдумаю это, когда осмотрю весь дом и буду точно знать, где здесь что. Карманов в платье не оказалось, и пришлось приспособить ключи на пояс фартука.

— Вот так, — одобрила генеральша. — Моя бабка, царствие ей небесное, говаривала: женщина без ключей у пояса — что птица без крыльев. У порядочной хозяйки все должно быть под рукой, а не в каких-то там шкатулках валяться. Только шатлен тебе справить надобно, а может, и найдется где в доме. Теперь пошли к бабам, заждались они.

— Разрешите обратиться, ваше превосходительство, — вдруг встал по стойке смирно Стрельцов, придавая своему голосу нарочитую серьезность. — Осмелюсь напомнить, что под моим непосредственным надзором находится экономка, требующая допроса, и ее комната, где необходим обыск. Дозволено ли мне будет исполнить свои служебные обязанности или следует ожидать новых распоряжений?

Марья Алексеевна прищурилась и несколько мгновений изучала исправника, после чего рассмеялась.

— Допрашивай, граф, допрашивай! А как допрашивать закончишь, меня и кликнешь в свидетельницы…

Ее перебил Варенькин крик:

— Помогите! Кто-нибудь, помогите, пожалуйста!

11.1

Не сговариваясь, мы рванули наверх. Впереди перепрыгивал через ступеньки Стрельцов, следом кое-как поспевала я. Мария Алексеевна пыхтела где-то позади и даже сотский, забыв о приказе караулить дверь экономки, поспешил за нами.

Я пронеслась по анфиладе, видя перед собой только широкую спину исправника, и едва не влетела в него, когда он резко остановился в дверях.

— Кир, как хорошо, что ты здесь, — прощебетала Варенька. — Подай, пожалуйста, бумагу и чернила.

Я не видела лица Стрельцова, но по тому, как закаменели его плечи, поняла, что сейчас будет взрыв. Однако я недооценила его выдержку.

— Варвара, мы поговорим с тобой позже, — отчеканил он. Развернулся, едва не сшибив меня с ног. — Простите, Глафира Андреевна, что переполошил вас всех.

— Ничего страшного, — сказала я, пропуская его обратно.

Варенька устремила на меня огромные, широко распахнутые глаза, всем видом выражая недоумение.

— Какая муха его укусила?

Однако кроме удивления в ее взгляде я заметила и плохо скрываемое удовлетворение. Конечно, все бросили бедняжку одну, занялись своими скучными делами, а теперь она снова в центре внимания.

— Марья Алексеевна, пойдемте, засвидетельствуете обыск у экономки, — раздалось за моей спиной.

— Конечно. Глаша, душенька, сумеешь сама с бабами поговорить? Они в черных сенях тебя ждут.

Я обнаружила, что до сих пор держу в руках холстины. Ответила через плечо:

— Конечно, Мария Алексеевна. Его сиятельству ваша помощь нужнее, чем мне.

Я снова обернулась к Вареньке, обиженно надувшей губки.

— Напомни, пожалуйста, что тебе понадобилось?

— Бумага и чернила, — воспряла она.

— Я запрещаю тебе писать письма, — донеслось от лестницы.

— А я песни буду слагать!

— Кирилл Аркадьевич, пожалуйста, — мягко сказала я. — В доме убийца, и, чем быстрее вы его обнаружите, тем быстрее мы все вздохнем спокойно.

Исправник молча кивнул и исчез на лестнице вместе с Марией Алексеевной.

— Так вы мне поможете? — спросила девушка.

— Конечно, — улыбнулась я.

Подошла к углу, где стояли костыли, принесла их Вареньке.

— Вот. За эту перекладину держишься, эти подушки под мышки, но опираешься все же не на них, а на руки.

Она растерянно захлопала глазами.

— Доктор велел тебе больше двигаться, помнишь? — проворковала я, ставя костыли по обе стороны от девушки. — Давай, берись. Вот так.

Честно говоря, я ожидала, что костыли сейчас полетят в стену, если не в меня. Но, видимо, среди хорошо воспитанных барышень этого века подобное считалось дурным тоном.

— Я не…

— Придется справиться, — развела я руками. — Твой кузен работает, не покладая рук. Марья Алексеевна ему помогает. У меня тоже есть дела, а прислуга в доме такая, что лучше бы ее не было.

— Надо нанять нормальную!

— Предлагаешь мне вытащить ее из кармана? — приподняла бровь я.

Варенька с совершенно ошарашенным лицом поднялась, попробовала шагнуть, еще раз.

— Вот видишь, у тебя замечательно получается! — подбодрила ее я и, не давая опомниться, подвела к столику в гостиной, за которым Стрельцов писал протоколы. Поставила перед девушкой чернила и бумагу.

— Вот. Можешь слагать песни сколько вздумается. Как заскучаешь, позови…

Варенька расцвела, а я безжалостно добавила:

— Принесу салфетки подрубить, а то на поминках на всех салфеток не хватит. Или, если надоест сидеть на одном месте, могу помочь спуститься на кухню, посуду помыть.

— Я что, прислуга? — возмутилась она.

Я пожала плечами.

— Кто не работает, тот не ест.

Девушка фыркнула и демонстративно склонилась над бумагой, вцепившись в перо так, что побелели пальцы. Я молча собрала холсты и поспешила вниз.

Деревенских было пятеро: трое женщин и два мужика. Холстины они приняли с поклоном и, судя по лицам, сочли подарок щедрым.

— Все как полагается сделали, — сказала за всех старшая женщина. — Гребень, которым барыню расчесывали, с ней в гроб положили. Мертвую воду в угол у забора вылили, тряпицу сожгли, чтобы в дурные руки не попала.

Я кивнула. Похоже, обычаи здесь не слишком отличались от наших.

— Барышня, сделайте милость, дозвольте мыло с собой взять. У Парашки вон муж больно гневливый, а у меня, грешной, кости к непогоде ломит.

— Забирайте, конечно, мне оно ни к чему.

Женщина глянула поверх моего плеча и добавила:

— Спасибо, милостивица, но все мы не возьмем. Жадничать не будем, часть и вам оставим. Ежели до суда дело