Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Только вот кому – не тиграм же… Я встал в полный рост и принялся высматривать Славку – тот, если я правильно понимаю, должен сейчас хромать и отставать от группы, так что привлечь его внимание можно будет без опаски. Но Славки не было. Зато возле решетки вольера обнаружилась та девчонка – крутя головой, из-за чего ее волосы красиво поднимались волнами, она тоже кого-то напряженно искала. Даже если меня – странные у них, кстати, прятки, но что-то в этом есть – умиротворение в душе подсказало благородную идею поддаться. Только футболку надо накинуть.
– Эй! – крикнул я, махая рукой. – Женщина!
Та закрутила головой еще активнее, явно узнав голос, но пока не видя меня.
– Да тут я!
О, вроде заметила!
– Обходи сбоку, там калитка, – показал я ей жестом направление, с удовольствием отметил, что поняла она правильно, и отступил от края.
Через минут шесть внизу запыхтели, а еще через минуту дрогнула лестница, озвучивая легкие шаги гостьи.
Я к тому времени уже выудил мороженое, надел кеды и задумчиво рассматривал тигров (потому что чем больше я смотрел на мороженое, тем сильнее не хотелось его кому-то отдавать).
Почти сразу над лестницей показалась ладошка, а еще через мгновение гостья буквально выпорхнула на поверхность и неспешно двинулась ко мне. Что-то было в ней от тигриного – наверное, взгляд и походка. Особенно красиво смотрелись волосы, подсвеченные солнышком, – у тигров блеск так же ходит волнами, когда они двигаются. В общем, когда до меня ей оставался еще один шаг, я все-таки решил подарить ей пломбир.
– На, угощайся, – с улыбкой протянул ей последнее оставшееся лакомство.
Вот такой я хороший!
Гостья растянула губки злой улыбкой-ниточкой и резким движением выбила мороженое из рук.
Звук пропал, время будто бы замедлилось – еле-еле поднимался ввысь вафельный стаканчик, вот он замер, остановившись над обрывом… и рухнул вниз, прямо к тиграм.
Сердце сжало болью разлуки и тоски, в ладони вонзились ногти, мир будто дрогнул. Солнце уже не светило так ярко, в грудь дунуло холодным ветром, забирая все тепло этого дня.
– Беги, – выдохнул я, закрыв глаза.
– Извинись немедл…!
Там, наверное, должно было быть слово «немедленно», но очень сложно говорить, когда поверх губ лежит рука, а пальцы сильно сдавливают челюсть, стоит пошевелиться.
Весь лихой задор, которым светились ее глаза, мгновенно сменился изумлением и испугом.
– Приглашенный гость неприкосновенен, пока он ведет себя как гость.
Звуки сами собирались в слова, которые я никогда не слышал, но искренне считал правильными. Я произносил с такой же уверенностью, как говорят, что солнце встает на востоке, словно закон – настолько же нерушимый, как полдник в семнадцать вечера.
– Ты в шаге от того, чтобы перестать быть гостем.
Я медленно убрал руку. Девочка резко отшагнула назад, оттирая лицо рукавом рубашки.
– Совсем с ума сошел! – с негодованием крикнули мне.
Я с горечью посмотрел на белоснежную точку в траве, у подножия скалы. Кто бы говорил…
– Да как ты посмел!
– Подарить тебе мороженое?
– Поднять на меня руку!
– Женщина, я за это мороженое три месяца пытал человека током, – припомнил и вернул я ей холодную улыбку. – Не испытывай мое терпение и просто уходи.
– Не уйду, – заупрямилась пока еще гостья, но теперь поглядывала с опаской, – пока не извинишься.
– За что? – искренне удивился я. – За желание поделиться своим счастьем?
– Ну нет, – смутилась она, – за то, что ты сделал у ларя с мороженым.
– А что я сделал? – поднял я бровь.
– Ты очередь держал. Пять минут!
– Я мечтал о мороженом девять лет. Я сбежал ради него оттуда, откуда никто и никогда не сбегал! Друг, прикрывавший меня, возможно, при смерти! – Теперь мой голос повышался до уровня грома. – Могу я потратить пять минут на этот выбор или нет?!
– Прости… Просто наставник сказал, что ты должен извиниться. – Девочка опустила глаза и заерзала кончиком ботинка по камню.
– И ради этого ты выкинула мороженое? – изумился я.
– Ты должен был заплакать, я бы пообещала купить новое, если ты извинишься, – совсем тихо прошептала она.
Я с силой провел ладонью по лицу. Верно говорил дядя Сергей, потирая синяк на скуле: что там у этих женщин на уме – неведомо.
– Давай уже говори про родителей и проваливай.
– А? – удивленно вскинулась она.
– Ну вот это: «Ты знаешь, кто мой отец»?
– А при чем тут мой папа?
– Может, он достойный и уважаемый человек, ради которого тебя можно будет простить.
Девочка дернулась, как от удара. А я двинулся вперед, заставляя гостью смещаться в сторону лестницы.
– Послушай, я… была не права. Я извиняюсь, честно. Я не знала, – зачастила она. – Это задание учителя. Нас так учат – лишить всего и дать надежду на лучшее.
– Теперь у меня ничего нет. Работает?
– Да заладил ты со своим мороженым! Давай я куплю тебе новое!
– Мне – зачем? Это твое мороженое.
– Тогда я куплю его себе!
– Не получится. На свете только одно мороженое, которое я тебе подарил. Другого не будет. – Я довел девочку до лестницы, указал вниз и развернулся к ней спиной.
– Да постой ты! Вот, держи. – В руку ткнулся бумажный уголок, а затем в ладонь попытались вложить прямоугольник.
Я не брал и просто зашагал обратно, к краю скалы.
– Тогда в карман положу, – не унималась она и все-таки выполнила задуманное. – Ну прости, а?
– Прими мой подарок, – кивнул я вниз, на траву, – тогда прощу.
– Но там тигры!
– Ты боишься тигров, но не боишься меня? – с изумлением посмотрел я на нее.
– Но ведь ты шутил… ну, про пытки и побег? – робко уточнили в ответ.
Только головой покачал. Примерился к уступу – слева выходил довольно пологий спуск вниз – и одним движением соскочил, скользя на пятках кед и страхуя себя руками, окутанными даром.
– Куда, там тигры! – взвизнул девичий крик за спиной.
– Император тигра не обидит, – проворчал я, отряхивая шорты.
Повернул голову и посмотрел на утес – там уже никого не было. Сбежала.
Сквозь парк бежала девочка, в панике рассматривая людей на своем пути, вглядываясь в лица прохожих с единственной мыслью – кто может помочь? Она уже кричала о помощи – трижды. Но парк забирал все звуки, подменял крик о помощи воем дикого зверя, прятал в кронах деревьев. Тогда она решила искать помощи самостоятельно – просто чтобы не стоять, бессильно осознавая, что из-за ее глупости умирает человек.