с целью погрузиться в забытье. Греческий культ Диониса прежде всего известен именно неистовством танца, которое встречается в Северной Америке повсеместно. В 1870‑е годы страну охватили индейские Пляски духов – танцоры ритмично двигались в круге, пока один за другим не падали, изнуренные, на землю. Во время этого припадка они получали видения об избавлении от белых, а танец тем временем продолжался, и на землю валились другие танцоры. В десятках различных племен было принято совершать данный обряд каждое воскресенье. Были и другие танцы, более древние, но столь же по своей природе дионисические. Племена на севере Мексики танцевали пред алтарями с пеной у рта. Танцы шаманов в Калифорнии предусматривали впадение в оцепенение. У майду устраивались состязания между шаманами: победителем становился тот, кто перетанцует всех остальных, то есть не поддастся гипнотическому воздействию танца. У народов Северо-западного побережья весь зимний цикл ритуалов состоял в том, чтобы усмирить человека, который вернулся безумным и одержимым духами. Посвящаемые играли свою роль с тем неистовством, которое от них ожидалось. Они танцевали подобно сибирским шаманам – связанные четырьмя веревками, протянутыми в четыре стороны, чтобы ими можно было управлять, если они попытаются причинить вред себе или остальным.

В танцах народа зуни на все это нет ни малейшего намека. Как и их ритуальные песнопения, их танец есть однообразное повторение движений с целью подчинить себе силы природы. Безустанный топот их ног вздымает в небе туман и собирает их в дождевые облака. Благодаря этому на землю прольется дождь. Они нацелены вовсе не на экстаз, а на всепоглощающее единение с природой, и силам природы остается только уступить перед их стремлениями. Стремления эти определяют форму и дух танца пуэбло. В нем нет ни капли дикого. Именно сила ритма, совершенство танца сорока мужчин, двигающихся как единое целое, в совокупности обеспечивает результат.

Точнее всех это качество танцев пуэбло выразил Дэвид Герберт Лоуренс: «Все мужчины поют хором, пока ступают мягким, но тяжелыми птичьим шагом, поют на протяжении всего танца. Тела немного наклонены, плечи и грудь расслаблены, налиты тяжестью, шаг мощный, но беззвучный, мужчины словно вбивают ритм в центр земли. Барабаны гремят пульсирующей, как удары сердца, дробью. И так продолжается часами». Иногда они танцуют, чтобы кукуруза произросла из земли, иногда они призывают дичь топотом своих ног, иногда они заставляют собраться кучевые облака, что затягивают небо над пустыней после полудня. Самое присутствие облаков на небе, даже если они не ниспошлют на землю дождь, есть благословение высших сил на танец, знамение, что их обряд принят. Если начинается дождь, это служит явным знамением могущества их танца. Это ответ. Они танцуют под бушующим юго-западным ливнем, их перья намокли и отяжелели, их расшитые юбки и мантии промокли насквозь. Но боги им благоволят. Эти чудотворцы веселятся в глубокой глинистой почве, поднявшись во весь рост, скользят по лужам и гребут в полужидкой земле. Они осознают, что их пустившиеся в пляс ноги принуждают силы природы пригнать тучи и послать на землю дождь.

Даже там, где структура танца пуэбло совпадает со структурой танца их ближайших соседей, где сама форма ее преисполнена дионисическими смыслами, пуэбло подходят к ней с полной ясностью ума. У кора, проживающих на севере Мексики, как и у многих других народов той части страны, есть танец с вращениями. Кульминация его достигается тогда, когда танцующий набирает самый быстрый темп, на который он только способен, входит в состояние полнейшего беспамятства и начинает вращаться на самом алтаре. В любое другое время и при любых других обстоятельствах это восприняли бы как богохульство. Но в этом и состоят величайшие дионисические ценности. Под ударами этого безумия алтарь разрушается, втаптывается обратно в песок. В конце танцующий падает на разрушенный алтарь.

В змеиных танцах, проводимых в подземных кивах хопи, участники тоже танцуют на алтарях. Но никакого неистовства нет. Все движения в нем предписаны, как в виргинской кадрили. Это одна из самых распространенных форм танцевальной структуры у пуэбло, и заключается она в том, что две танцевальные группы танцуют поочередно, исполняя похожие вариации и появляясь с противоположных сторон танцевальной площадки. Под конец, во время финального танца обе группы выходят одновременно с двух сторон. В этом подземном змеином танце Общество антилопы противопоставляется Танцующим змеям. В первой танцевальной партии жрец антилопы танцует вприсядку вокруг алтаря, а затем удаляется. Жрец змеи вторит ему. Во второй партии антилопа выходит с лозой в зубах, танцует перед посвящаемыми и проводит ею по их коленям и вновь удаляется. На смену выходит змей. Он точно так же держит во рту живую гремучую змею и проводит ею по коленям посвящаемых. В последней партии антилопа и змей выходят вместе, все еще на корточках, и танцуют уже не вокруг алтаря, а на нем самом, завершая танец. Идет четкое следование форме, как в мореске, и совершается все в полной ясности сознания.

Также ошибочно полагать, что танцем со змеями индейцы хопи пытаются угодить чему-то опасному и ужасному. Страх перед змеями столь распространен в нашей цивилизации, что мы неверно воспринимаем танец со змеями. Мы с готовностью приписываем танцующим чувства, которые испытали бы сами в подобной ситуации. Но американские индейцы редко испытывают ужас перед змеями. Их часто почитают (и лишь иногда статус определяет опасность) как и все, что считается священным или божественным. Но в их реакции нет нашего безосновательного отвращения. Они также не боятся нападения змеи. Некоторые предания заканчиваются словами: «Вот поэтому гремучая змея не опасна». Благодаря особенностям повадок гремучей змеи, ее нетрудно укротить, и индейцам легко это удается. Чувствам танцоров по отношению к змеям во время змеиного танца характерны не нечестивый ужас и отвращение, а почитание, которое испытывают члены культа по отношению к своему животному-покровителю. Более того, неоднократно было доказано, что на время танца гремучим змеям удаляют мешочки с ядом. Их вышибают или выщипывают, а когда после танца змей выпускают на волю, мешочки вновь отрастают и наполняются ядом, как и раньше. Но на время танца змеи безопасны. Так что в сознании танцора хопи в этом явлении нет ничего дионисического, ни в мирской, ни в религиозной его составляющей. Все это служит прекрасным примером того, как одно и то же формальное поведение, в зависимости от привитых идей, может быть дионисическим прислуживанием перед опасным и омерзительным, а может – степенной и официальной церемонией.

Ни наркотики, ни алкоголь, ни пост, ни пытки, ни танцы не служат индейцам пуэбло средствами достижения или допущения какого-либо состояния, которое находится за пределами обычного чувственного порядка. С