Побледнев от этой неуместной мысли, Джулия спросила:

– У вас что-то случилось?

Рафаэль подошел еще ближе. У нее мелькнула совершенно нелепая мысль о том, что он к ней подкрадывается. Сегодня в нем было что-то безрассудное. И опасное. Смертельно опасное для женщины, которая дала слово другому.

От его близости Джулии стало не по себе, но она заставила себя встретиться с ним взглядом, упрямо подняв подбородок.

– Вы беспокоились обо мне? – спросил он. Джулия сказала, опустив глаза:

– Прошу вас, скажите же, в чем дело. Мне не следует оставаться наедине с вами. Я и без того подвергаю себя риску.

– Да-да. – Ей показалось, что она чувствует его дыхание у себя на виске. Конечно же, он стоит не настолько близко. Она не смела взглянуть, чтобы проверить, так ли это. – Вы нужны мне как друг, Джулия. Понимаете, неприятности настигли меня, вопреки моим самым искренним попыткам изменить свою жизнь, и я нахожусь в некоторой растерянности.

Как вы думаете, что скажут об этом сплетники? Печально известный Фонвийе завяз в неприятностях.

Джулия все же подняла глаза, и, увы, он оказался очень-очень близко. Заинтригованная, она поторопила его:

– Рафаэль, прошу вас, скажите, что случилось.

– Непременно. Но я должен быть уверен, что вы сохраните все в строжайшей тайне. Даже Саймон не должен ничего знать.

– Разумеется. Клянусь, я никому не скажу ни слова. Закрыв на мгновение глаза, Рафаэль с силой втянул воздух.

– Вы помните леди Кэтрин Драммонд? – Открыв глаза, он увидел, что Джулия кивнула, и продолжал: – Я пытался помочь одному своему другу, сопровождая ее, отвлекая ее от недостойного человека, с которым она вступила в самую несчастную связь. Вы простите мне небольшое тщеславие, если я скажу, что даже у нас, повес, есть кодекс чести. Однако тот, в кого она влюбилась, этого кодекса не имеет. Семью Кэтрин страшно беспокоило, что она скомпрометирует себя. Я знаю эту семью много лет и предложил свою помощь.

– Очень похвально, что вы так заботливы и вмешались в это. – Джулия хотела проговорить это равнодушно, одобрительно и испугалась, что он услышит в ее голосе радость от того, что его отношения с женщиной, в обществе которой она часто видела его, имеют только деловой характер.

– О нет, милая леди. – Рафаэль горестно покачал головой. – Все обернулось самым ужасным образом. Понимаете, я думал, что помогаю. А потом эта леди призналась, что отдала свое сердце мне.

Джулия спросила осторожно:

– А вы не ответили ей тем же?

– Нет. Видит Бог, это было бы лучшим выходом. Но я этого не сделал, и это ее погубило.

– Вы не можете винить себя за то, что ничего не чувствуете к ней. Она должна бы это понять.

Рафаэль вздохнул, притворяясь, что огорчен.

– Кэтрин не поняла. В ту ночь, после бала у Суффолка, в карете по дороге домой произошла ужасная сцена. Кэтрин пригрозила, что вернется к своему предыдущему поклоннику и предложит ему свою невинность. Ей было больно, и она хотела наказать меня. Я отнесся к ее словам несерьезно. Я оставил ее одну, надеясь, что это даст нам обоим возможность успокоиться. Но потом я заволновался. Кэтрин исчезла, понимаете, и я подумал, уж не решила ли она и в самом деле привести в исполнение свою угрозу. Я отправился искать ее. Когда я ее нашел, было слишком поздно. Она осуществила свою угрозу. Я не выполнил своего долга.

– Ах нет! – И Джулия закрыла рот руками.

Рафаэль быстро взглянул на нее, чтобы узнать, как подействовали на Джулию его слова. Кажется, впечатление было сильным. Он славно потрудился, чтобы изложить свою историю убедительно, правда, трудно было сосредоточиться на этом, не давая воли рукам. Девушка была так очаровательна, а он так воспламенился, что с трудом сдерживал себя.

– Вы вините себя? – спросила она, взглянув на него с таким сочувствием в глазах, что Рафаэлю чуть не стало совестно. Как жаль, что ему придется убить это ласковое доверие!

– Но как же мне не чувствовать себя виноватым? Разве вы не видите здесь иронии? Я оказался не в состоянии помешать человеку, которого опекаю, опуститься в ту самую порочность, которой я сам некогда наслаждался.

– Но я не могу понять, почему эти события так сильно волнуют вас сейчас. Ведь с тех пор прошло достаточно много времени.

– Ах, каждый злой поступок не может пройти без последствий. Хотя после того вечера я снова начал исполнять свои обязанности при Кэтрин, я не мог ничего изменить. Я бросил ее одну в то самое время, когда больше всего был ей нужен, и это привело к ужасной ошибке, которую никогда не исправишь. Понимаете, Джулия, Кэтрин ждет ребенка.

Она впилась в него взглядом. Глаза'ее блестели глаза цвета золотистого огня.

– Я хочу на ней жениться, – продолжал он, стараясь совладать с нарастающим волнением.

Джулия была такой открытой, такой бесхитростной, она совершенно ему верила. Господи, всего только и нужно, что протянуть к ней руки, сорвать ее, как распустившуюся розу, и она ни в чем ему не откажет.

– А вы ее любите? – спросила она с восхитительной живостью.

– Вопрос о любви не имеет значения. – Рафаэль внимательно смотрел на нее. Что-то заставило его сказать: – Неужели вы все еще верите в любовь? Ах, вы бедняжка. Это всего лишь ложь, обман и милая сказка.

– Вы, конечно, так не думаете! – воскликнула Джулия, отпрянув.

– Думаю, – искренне ответил он. – Я совершенно в этом уверен. И не смотрите на меня так. Это мне жалко вас, потому что вас неизбежно ждет такое разочарование, какого я и худшему врагу не пожелал бы.

Джулия покачала головой, чтобы прогнать смущение.

– Но, Рафаэль, ваше положение еще хуже, чем отсутствие любви между вами и леди Кэтрин. Вырастить ребенка другого человека как своего собственного, быть вынужденным сделать его своим наследником вместо собственных сыновей…

Она осеклась, выразительно глядя на него.

Да. Вырастить ребенка другого человека как своего собственного. Это… что? Не положено? Нестерпимо? Марке с этим согласился бы, ясное дело. И он сказал мрачно:

– У большинства мужчин эта мысль вызвала бы отвращение.

Джулия растерянно помолчала, а потом сделала нечто такое, что потрясло Рафаэля. Она взяла его за руку. Сплетя свои пальчики в перчатке с его пальцами, она подняла на него глаза, ясные золотистые глаза, и посмотрела прямо ему в лицо. Необычная мысль мелькнула у него в голове. Что он почувствовал бы, если бы действительно заслужил вот такой ее взгляд?

Радость, которую он только что ощущал, испарилась.

Ведь на самом деле он ничего такого не заслуживает. Все это ложь, по крайней мере большая часть. Только недовольство собой не было ложным – он неожиданно ощутил непривычные укоры совести.