Мы ещё какое-то время вместо лежим, наслаждаясь друг другом в тишине. Потом Ян идёт в душ, а я — готовить еду. Лёгкий завтрак из яичницы с беконом и кофе с круассанами. Вчера по дороге домой купила, и как хорошо, что пригодилось. А то, увидев мой почти пустой холодильник, Бергер бы злился, а этого нам не надо.

Всё же за это время я практически не была дома, да и не могла думать о еде, поскольку кусок в горло совсем не лез от всех переживаний за моего мальчика.

Я переживаю, как Ян отреагирует на Сашу, мне хочется его подготовить к этой встрече, но я не знаю как. Бергер точно так же, как и мой сынок не знал о нём и полюбит ли он его, признает ли своим, родным маленьким человечком, который любит его просто за то, что он есть, что он его папа, а не за конфеты или подарки. Всё таки папа играет очень важную роль в жизни мальчика. Это прежде всего пример, на которого он будет смотреть и стараться быть похожим, равняться на него.

Хочу и боюсь, что Ян не полюбит Сашу, откажется, не признает, уедет и никогда больше не вернётся. Что я тогда скажу своему мальчику? Как объясню, что папа его не любит?

Мотаю головой, стараясь отогнать плохие мысли. Всё будет хорошо. Я должна в это верить.

На губах расцвела улыбка, а мою талию оплели сильные руки. От неожиданности вздрогнула.

— Тихо, малышка, это я, — успокоил меня Ян, крепко прижимая меня к себе, заключая в кокон своих объятий.

— Садись за стол, я кушать приготовила, — повернулась к нему лицом.

— Ты вместе со мной.

— Я не хочу, Ян, — отнекиваюсь.

Я знаю, что не смогу, мне не удастся проглотить ни кусочка. Я переживаю о результатах, которые пока ещё не сделали. О встрече отца и сына. Как к этому отнесётся мой мальчик. Все эти мысли меня не покидают.

— Пойдём, — говорит строго и, ловя мою руку, тянет за собой.

Приходится подчиниться этому засранцу, который кормит меня буквально с вилки, засовывая в меня кусочки вкусного завтрака, а потом и аппетитную булочку, всё это время я сижу у него на коленях, словно маленькая девочка.

Мне всё ещё неловко и непривычно видеть его так близко, обнимать его, слышать его голос… Я смущаюсь, на зная, как себя вести. Но Ян легко целует меня в щёку.

— Ты прекрасна, Ангел, — зарывается носом в шею, обнимая меня крепко. — Всё будет хорошо, — повторяет всё время, пока мы едем в клинику, а уже после сдачи всех анализов к нашему сыну. Но моё сердце всё так же больно сжимается, я переживаю и не нахожу себе места.

Тея

Дрожь во всём теле, волнение не укрылась от глаз Яна. Мы ехали в такси, так как машины у мужчины не было. Сидели близко, но не касались друг друга никак. Казалось, мы чужие, но то, как смотрел на меня Бергер, говорило само за себя. В его взгляде читалась нежность, теплота и, я бы сказала даже, забота. Он переживал за меня — и не просто как за мать своего ребёнка или сестру жены — нет, в его взгляде читалось куда более глубокие чувства, отчего моё сердце замирало. Но также я понимала, что нам не быть вместе.

Слишком большая пропасть между нами, которую никак не перепрыгнуть и не переплыть. Между нами стена, которую не разрушить всеми известными на земле способами. Но даже то тепло и просто нахождение рядом было для меня важным. Именно сейчас, когда я до дрожи в теле боюсь, как Ян отреагирует на сына.

Конечно, знакомство у них ещё впереди, но по первому же взгляду на ребёнка можно понять многое. Это как материнский инстинкт, хоть и у мам он совсем другой, но похож.

Ты хочешь защищать и оберегать своё дитя от всего плохого, что есть на этой планете. Буквально сдувать с него пылинки, но и быть опорой, чтобы ребёнок тебе доверял. Ведь в будущем так важно чувствовать, что он тебе доверяет, может прийти и рассказать о своих проблемах, а ты поможешь, что бы ни произошло. Потому что ребёнок это самое дорогое, что у тебя есть, и ради него ты можешь даже душу дьяволу продать.

И я была готова это сделать, если такова будет плата за счастье моего сына.

Ян находит мою руку, окутывает своей большой ладонью, переплетая наши пальцы. Перевожу на него взгляд, пытаясь прочесть, о чём он думает в этот момент, как относится к нашему сыну: любит или же в душе пустота? Мысли роятся в моей голове, мелькая с такой скоростью, что трудно сосредоточиться на одной. Но я боюсь спрашивать напрямую, не зная, что ответит Бергер. Какой будет его реакция на всё происходящее?

Вчера при разговоре о нашем сыне я показывала ему фотографии Саши, внимательно следя за его взглядом, пытаясь прочесть, но он слишком был задумчив, разглядывая мальчика, словно ища сходство. Меня так и подмывало спросить: “Похож на тебя?”.

Я знала ответ, потому как каждый день смотрела в до боли родные черты, подмечая поразительное сходство с его папой. Он словно его точная копия, только совсем ещё маленький, но, когда вырастет, будет похож на своего отца.

— Чего ты боишься? — вдруг спросил мужчина, сидящий совсем близко, поглаживая своими пальцами мою тыльную сторону руки.

Повернула голову в его сторону, смотря в родные глаза, что с первого взгляда захватили меня в свою бездну и держат до сих пор, даже спустя тринадцать лет.

— А вдруг ты его не полюбишь, — на последнем слове голос почти стих.

Его глаза улыбнулись мягко так, что во мне разлилось тепло к этому большому мужчине. Вторая рука Яна двинулась по направлению к моему лицу, нежно накрыла мою щеку, ласково поглаживая. Он всё так же улыбался, но не проронил ни одного слова, словно все эти слова были лишь чепухой, моими тараканами в голове, как, собственно, и было.

Но мне хотелось знать, нет — чувствовать, что Ян любит Сашу, считает его своим сыном, хоть и понимала, что не могу надеяться на такое, потому как он даже его не видел. Лишь на фотографиях, которые я ему показывала. Но это так ничтожно мало. Маленькая капля в огромном море.

— Ты говоришь сейчас чушь, — слетает с его губ, а я слежу за его каждым жестом, пытаясь впитать в себя каждую чёрточку, и потом долгими холодными ночами вспоминать, лёжа в такой же холодной пастели.

— Я его уже люблю, малыш. Он мой сын. Сын от любимой женщины, — гладит пальцами скулу на щеке, переходя на подбородок, касается большим пальцем нижней губы, ускоряя мой пульс.

Тея

Мы стояли с Яном возле палаты нашего с ним сына, глядя на него сквозь прозрачное стекло. Заходить к нему не разрешали, но посмотреть, быть рядом, но на расстоянии, нам позволили, что отозвалось внутри меня маленькой радостью. Хоть на миг увидеть моё солнышко.

Ладонь прижимается к прозрачному стеклу. По щеке течёт одинокая слеза боли, отчаяния и страха, но рука, что сжимает мою ладонь, даёт силы, веру, надежду, что всё будет хорошо. Что мы всё преодолеем вместе, и с нашим малышом всё будет хорошо.

Его поддержка, забота, теплота вызывает щемящую тоску внутри, потому что наше будущее зыбко, а точнее, его вообще нет. А как бы я хотела, чтобы он был рядом… Нет, даже не со мной, а с Сашкой, которому он нужен.