— Так.

— Теперь смотри дальше: аляски, многослойные куртки, рюкзаки, джинсы «Чингисхан».

— Есть такое.

— Швей у нас уже двадцать пять, а отгрузка товара расписана на полгода. Так?

— Так. Да к чему ты это, Пахомович?

— К тому, Ляксеич, что пора открывать второй цех. Ищи хорошего закройщика, поскольку я и в этом цеху едва успеваю. Правда, если Юрок, как обещал сделает протез, я ещё пошебуршусь, но это ненадолго, годочков пять, много если семь, и амба.

Отчим внимательно посмотрел на дядю Шурика и помолчал. Да. Настоящие они мужики: без соплей и лишних слов планируют всё, даже собственную смерть.

— Я тебя услышал, Александр Пахомович. Насчёт расширения мысль правильная, но сам понимаешь, ещё рано: мы только-только открылись. Но закройщиков нужно обучать, тут ты прав. Приходили ко мне двое, мальчик и девочка, он после техникума, она после института, я с ними хорошо поговорил. Я планирую провести их по всем стадиям производства, чтобы выросла хорошая смена для нас, стариков. Присылать к тебе?

— Присылай, Ляксеич, обучу.

ПГТ Троебратский, 11.35. 06.09.1970 года, воскресенье

Сегодня хороним Валерку Иваниенко. Провожающие собрались во дворе больницы, сюда же подъехали две грузовые машины: одна для перевозки гроба, а другая, с установленными лавками, для живых. Четверо местных алкашей, подряженных в могильщики, вынесли из морга гроб с покойным, и установили на две табуретки. Проводить Валерку в последний путь пришло всего пятеро: мрачноватый парень уголовного вида, с наколками на кистях рук и на шее, испитого вида баба, неопределённого возраста, небольшого роста круглый поп, с рыжими кудрями и с густо заросшими рыжей шерстью руками. На переносице у попа виднелся шрам. Кроме них были я и отчим, он же водитель одного из грузовиков. Второй водила не вылез из кабины, и теперь дымил папиросой, отвернувшись в сторону.

— Кто-то что-то хочет сказать? — хмуро спросил отчим у немногочисленных присутствующих. С полминуты все молчали, в том числе и «сын» Валерки. Потом, словно очнувшись, вперёд выступил поп:

— Раба божьего Валерия следует проводить молитвой.

Присутствующие заскучали, а поп начал размахивать дымящей начищенной серебряной диковиной и затянул молитву. Я, чисто на всякий случай, как и просил Валерка, скрестил на ногах пальцы. Стоять стало неудобно, но раз обещал, потерплю. Ещё немного подумал, сунул руку в карман и взялся за член. Стало смешно, и давящее ощущение от молитвы исчезло. Посмотрел на отчима, и мне стало нехорошо: отчим завороженным взглядом следил за серебристой железякой в руках попа, а лицо его сделалось каким-то отрешённым. Так-так-так! А ведь Валерка, царствие ему небесное, предупреждал не зря! Мелко-мелко переступая, приближаюсь к отчиму, и безжалостно давлю ему каблуком на пальцы ноги. Отчим слегка дёргается и сонным голосом шепчет:

— Юра, сынок, ты чего? Видишь, люди молятся, не мешай, грех это!

— Папа — шепчу я ему злым голосом — немедленно сунь руку в карман и возьмись за член, а не то проклятый поп тебя заворожит!

Отчим ошарашено оглядывается на меня, и, помедлив, суёт руку в карман. Спустя мгновение он давит усмешку и шепчет:

— Спасибо, сын, ты мне снова очень помог!

А поп тем временем продолжает свои камлания. Молодой урка и его баба заворожено следят за ним, у бабы из угла рта потянулась тонкая нитка слюны.

— Страх-то какой! — шепчет отчим — Неужели я так же стоял? Как истукан безмозглый…

— Поп-то явный гипнотизёр, папа. И очень сильный гипнотизёр. Постарайся ему наедине не попадаться — заворожит в одно мгновение!

— Откуда знаешь?

— Предупредили.

— Валерка?

— Так уж получилось.

— Так вот оно что! Ладно, всё понял. Эвона кто по душу моего сына наповадился… Учту. — едва слышно пробормотал он, но я его словам не придал значения.

Молитва закончилась алкаши погрузили гроб в кузов грузовика, и полезли в кузов машины отчима. Остальные полезли туда же, только я полез в кабину. Правда, поп сунулся, было туда же, но, поймав хмурый взгляд отчима, полез в кабину другой машины.

За элеватором, на кладбище, Валерку ждала уже выкопанная могила. Гроб быстренько опустили, присутствующие кинули по горсти земли, после чего алкаши быстренько закидали могилу, получили свою бутылку да по трояку на рыло, и, побросав в кузов отцовского «Мормона» лопаты, весело переговариваясь, учесали в сторону лога, где виднелись кустики. Поминать будут, ага.

— А может ты, раб божий Юрий, хочешь сказать своё слово над прахом раба божьего Валерия? — спросил поп таким медовым голосом, что моя левая рука непроизвольно нырнула в карман и нащупала член. Правой рукой я держал костыль.

— Что тут скажешь, товарищи! С Валерием Иваниенко мы жили по соседству, но не общались. Всё-таки возраст и интересы у нас сильно разные. Но я не слышал ни от кого дурных слов о нём. Валерий, уж простите, пожалуйста, но не знаю его отчества, был достойный, трудящийся человек. Он много работал. Говорят, Валерий сидел в тюрьме. — при этих словах мнимый сын Иваниенки на меня злобно покосился — Но свою вину, уж какой бы она ни была, он искупил полностью. Так уж получилось, мне довелось вытащить Валерия из горящего дома, но он там уже был без сознания. В больнице он тоже был в бессознательном состоянии. Вот и не довелось мне с ним ни разу пообщаться. Очень жаль, что врачам не удалось сохранить его жизнь, всё-таки он был человек. Земля тебе пухом, Валерий. Покойся с миром.

Я кивнул напоследок, и сделал шаг назад.

— Теперь ты, Олег, скажи своё последнее слово над гробом отца. — в голосе попа послышалась тщательно скрытая издёвка.

— А, это… Ну типа, пусть земля пухом, ёпта[43].

* * *

Вечером у заветной кровати в кустах меня дожидалась Лиза. Все прошедшее время мы встречались ежедневно, по два-три раза, и удивительно, что никто нас так и не заметил. Впрочем, заметить нас трудно: место уединённое, а мы старались быть осторожными.

Встреча, как всегда, началась очень бурно, но страсть мы утолили, и вот отдыхая, лежим на кровати.

— Где ты пропадал сегодня? — спросила меня Лиза — Знаешь, как я тебя ждала?

— Примерно так же, как и вчера. — улыбнулся я, поглаживая рукой её идеальную грудь.

— Да, я тебя и вчера ждала, и завтра буду ждать, и через неделю, и через год… Я начинаю тосковать по тебе уже через секунду после расставания. Я люблю тебя, мой мальчик.

— Извини, но твоё чувство безответно, Лиза.

— Я знаю, но всё равно безмерно тебе благодарна, Юрий. Я наконец стала женщиной. Да, после