– Я говорю, это сестра Кейси. Мики, – поясняет Трумен.

Старик продолжает таращиться. Наконец понимаю: его смутила полицейская форма.

– С копами не общаюсь, – заявляет старик.

Сколько же ему лет? Наверное, все девяносто. Улавливаю легкий акцент; кажется, ямайский. Труменов отец родом с Ямайки. Щурюсь на Трумена.

– Да ладно вам, мистер Райт, – говорит тот. – Я ведь и сам – коп.

Старик меряет Трумена взглядом, выдает:

– Коп копу рознь.

– Мистер Райт знает парня по кличке Док, – сообщает Трумен. – Он вообще всех на районе знает. – И громко уточняет: – Верно ведь, мистер Райт, вы всех тут знаете?

Старик на такие комплименты не ведется.

Делаю к нему пару шагов. Он садится на табурет, ощетинивается. Что мне в моей работе не по душе, так это когда люди при моем приближении напрягаются.

– Мистер Райт, – начинаю я. – К сожалению, я не могла переодеться в гражданское перед встречей с вами. Я обращаюсь к вам как частное лицо, а не как представитель власти. Скажите, где найти человека по кличке Док?

Старик с минуту раздумывает.

– Очень вас прошу, мистер Райт. Любая информация может оказаться крайне важной.

– Незачем тебе знаться с Доком, – цедит старик. – Добра из этого не выйдет.

По спине бегут мурашки. Впрочем, я ничуть не удивлена. Уж конечно, Кейси не в церковном хоре бойфрендов себе подбирает.

Жужжит рация. Мистер Райт вздрагивает. Выключаю рацию. Мысленно молюсь: только бы ничего фатального не случилось. Только бы сейчас, вот сейчас, не вышло так, что я игнорирую вызов первостепенной важности.

– Мистер Райт, у меня сестра пропала. Родная сестра. Последняя информация о ней – что она завела роман с парнем по кличке Док. Вот зачем он мне нужен – узнать о сестре.

– Допустим, – бормочет старик. – Допустим.

Он косится по сторонам, словно опасается, как бы кто не подслушал. Подается вперед.

– Приходи в полтретьего. Он в это время у меня в подсобке греется.

– В подсобке? – переспрашиваю я.

Но Трумен уже тащит меня вон, на ходу бросая: «Спасибо, мистер Райт».

– Только переоденься, – добавляет старик.

* * *

Трумен буквально конвоирует меня к машине.

Упираюсь. Раскрываю рот:

– Кто это еще такой?

Но Трумен прижимает палец к губам. Заговаривает он, лишь когда машина трогается.

– Райт – двоюродный брат моего отца, – сообщает как бы с неохотой.

Ему достается скептический взгляд.

– Твой дядя, что ли?

– Ну да.

– Тот самый славный мистер Райт, о котором ты не раз упоминал?

Трумен смеется.

– Мы не очень-то роднимся.

– Вот не знала, что твой дядя держит универсам на Аве…

Трумен пожимает плечами. Посыл ясен: ты много чего обо мне не знала. И не знаешь.

Некоторое время едем молча. Начинается снегопад. Включаю «дворники».

– А что там у него в подсобке такое? – не выдерживаю.

Трумен вздыхает.

– Обещай, что это останется между нами.

– Обещаю.

– Райт пускает в подсобку наркоманов. Чтобы они там могли уколоться.

Понятно. В Кенсингтоне подобные места имеются. Почти все адреса я знаю. Почему не знала про это конкретное? Не иначе потому, что Трумен его крышует.

– Дядя – хороший человек, – продолжает тот. – Нет, правда. У него два сына было; оба наркоманили, оба умерли. С тех пор дядя держит под прилавком «Наркан» и одноразовые шприцы. За происходящим в подсобке он наблюдает через видеокамеру. Увидит, что какому-нибудь дураку несчастному худо – сразу бежит откачивать. Безвозмездно. Никто ему не платит.

Значит, у мистера Райта в подсобке – импровизированный инъекционный пункт. Почти во всех штатах таковые под запретом – а надо бы их легализовать. Может, и Кейси ходила к мистеру Райту?

Трещит рация. Домашнее насилие. Требуются двое патрульных. Отвечаю диспетчеру, что сейчас приеду.

– Ты со мной, Трумен?

– Я же на бюллетене. По официальной версии, лежу пластом. Не хватало мне только засветиться…

– Чем займешься?

Трумен указывает вперед, на здание библиотеки.

– Туда меня подбрось. Я там машину оставил. Позвони, как справишься, ладно? Чтобы я был в курсе.

Медлю, подбираю слова.

– А ты разве не пойдешь со мной к мистеру Райту?

Оказывается, я с самого начала надеялась: Трумен будет рядом.

Он качает головой.

– Лучше ты одна.

Наверное, разочарование отразилось на моем лице. Трумен продолжает:

– Мики, я могу тебе еще понадобиться. Нельзя, чтобы этот Док увидел меня раньше времени.

Он прав, конечно.

Останавливаю машину возле библиотеки. Провожаю Трумена взглядом. Вспоминаются все его особенности, которых мне так недостает: грудной, заразительный смех; невозмутимость, с какой Трумен реагировал на вызовы (она передавалась и мне); любовь к дочерям и гордость за них; советы по воспитанию Томаса; незримое участие в его жизни – например, подарки – нечастые и недорогие, зато выбранные с заботливостью (главным образом книги); скрытность и сдержанность; пиетет к моей скрытности и сдержанности. А еще изысканный вкус в еде и напитках (я дразнила Трумена снобом, когда он покупал что-нибудь экзотическое в экосупермаркете – какой-нибудь чайный гриб, кефир, бурые водоросли араме или ягоды годжи). Трумен, в свою очередь, вышучивал мои плебейские пищевые привычки заодно с упрямством; называл меня трудным подростком и чудачкой. Ни от кого другого я бы таких прозвищ не потерпела, но в устах Трумена они мне даже нравились. Чувствовалось, что ему по душе и упрямство мое, и чудачество. И что он понимает меня – так, как никто не понимал, кроме Кейси – той, из детства.

Странно видеть Трумена в штатском. Никак не привыкну. Ступает он нерешительно, косясь по сторонам. Внезапно представляю его мальчиком – замкнутым, даже нелюдимым. «До двенадцати лет я толком не говорил», – разоткровенничался однажды Трумен, а я ответила: «Я тоже».

* * *

Возле дома, в котором, по словам диспетчера, имеет место драка, застаю коллегу, Глорию Питерс – она успела раньше меня, уже опрашивает потерпевшую. Вхожу в кухню. Теперь я – наедине с домашним тираном, мужчиной лет тридцати – тридцати пяти. Он пьян, глядит со злобой.

– Сэр, может, расскажете, что здесь произошло?

Да, именно так: «сэр». С правонарушителями, даже с самыми отпетыми, я всегда вежлива. Потому что вежливость отлично работает. Впрочем, этого типа не проймешь.