– Вот я бестолочь… А ты сразу просек. Один-ноль в пользу Трумена Дейвса.

Он быстро серьезнеет.

– Мик, а ты заявила куда следует о пропаже Кейси?

– Нет.

– Ну и чего ты ждешь?

Молчу. Ничего я не жду, просто стыжусь сестры.

– Никто не будет ее искать. Глянут в досье арестов – и задвинут дело подальше.

– Ты, Мик, все-таки заяви в полицию. А хочешь, я Ди Паоло поспрашиваю?

Майк Ди Паоло – Труменов приятель из Восточного убойного. Они вместе росли в Джуниате. Вообще Трумен, не в пример мне, компанейский. Когда мы работали в паре, он и меня пытался социализировать.

Отрицательно качаю головой.

– Не хочешь? Тогда хоть Эйхерну скажи.

Нет, только не ему. Эйхерна в семейные проблемы посвятить – от одной мысли все внутри переворачивается. Особенно после сегодняшнего. После моего эпизода. Еще подумает, что у меня нервный срыв…

– Трумен, сам рассуди: если я не займусь поисками сестры, кто вообще займется?

Это верно. Мы, патрульные, – что-то вроде глаз у существа под названием «полиция». Ни сержантам, ни капралам, ни лейтенантам столько не открывается, сколько нам. Именно к нам люди обращаются с просьбой вернуть потерявшегося ребенка. Именно к нам бежит этот самый ребенок, бежит и кричит: «Найдите мою маму!»

Трумен пожимает плечами.

– Так-то оно так; но Эйхерну все равно сказать нелишне будет.

– Ладно, – обещаю я.

Вряд ли я выполню обещание; выходит, вру?

– Врешь, – констатирует Трумен.

Улыбаюсь.

Он глядит в пол. И медленно произносит:

– Есть один человек; он, пожалуй, знает этого Дока-Доку.

– Кто такой?

– Пока не заморачивайся. Я сам проверю. Надо же нам с чего-то начинать.

– Нам?

– У меня времени – прорва, – говорит Трумен, косясь на травмированное колено.

Понятно, почему он ввязывается.

Потому что, как и я, Трумен – человек азартный.

* * *

Следую совету Трумена, даром что все во мне этому противится.

Эйхерн не выносит, когда его накручивают перед планеркой; но я специально примчалась на работу пораньше. Стучусь к нему в кабинет.

Он поднимает голову. В лице тревога. Выражение сохраняется всего один миг. Увидев, что это я, Эйхерн кроит улыбку.

– Офицер Мики Фитцпатрик! Как самочувствие?

– Прекрасно. Гораздо лучше. Не понимаю, что это со мной вчера такое было. Наверное, обезвоживание организма.

– Это в смысле – сушняк? После бурной вечеринки, да?

– Вроде того, – подстраиваюсь под Эйхернов тон. Не добавляю: «Ну да, мы с моим четырехлетним сыном оторвались по полной». Может, Эйхерн и не помнит, что у меня есть сын…

– Вчера вы меня здорово напугали, Мики. С вами такое раньше бывало?

– Никогда, – вру я.

– Тогда ладно.

Сержант снова утыкается в свои бумаги. Поднимает взгляд.

– Что-то еще, Мики?

– Мне надо с вами поговорить. Это не займет много времени.

– Валяйте, только, чур, коротенечко. Планерка через пять минут.

– Дело вот в чем…

Язык присыхает к нёбу. Никогда не представляла, что о ситуации с Кейси вообще можно рассказать – тем более коротенечко.

– Лучше я вам мейл пришлю, – выдавливаю я.

Сержант Эйхерн невозмутим.

– Как хотите, – произносит он с явным облегчением.

Уже в дверях понимаю: никакого мейла не будет.

* * *

Все утро я как на иголках. Мозг сигнализирует каждой клеточке тела: «Что-то случилось. Что-то случилось. Что-то случилось». Подсознательно жду: вот сейчас раздастся звонок диспетчера, вот сейчас сообщат: найден еще один женский труп. И, конечно, это окажется труп Кейси. Вообразить ее мертвой легче легкого. Львиная доля сил уходит на то, чтобы отогнать видение прочь. Слишком часто сестра представала передо мной на грани жизни и смерти.

Поэтому я дергаюсь от каждого звонка. Поэтому убавляю звук в рации.

Хорошая новость: сегодня мороз, а значит, активность правонарушителей приближается к нулю. Заезжаю к Алонзо, беру кофе, пробегаю взглядом местную газету. Сижу долго. Ни Кейси, ни Пола не появляются.

У Алонзо почему-то выключена музыка. Привычная обстановка, жужжание флуоресцентных ламп, гудение холодильников, мяуканье кота Ромеро нагоняют сон.

Тем резче кажется телефонный звонок. Подпрыгиваю, как ужаленная.

Смотрю на экранчик. Звонит Трумен.

– Работаешь, Мик?

– Ага.

– Слушай. Я на перекрестке Кенсингтон-авеню и Аллегейни. С человеком, который в курсе насчет Дока.

Обещаю подъехать к десяти – если, конечно, не вызовут куда-нибудь.

* * *

Не вызвали. Трумен на тротуаре прихлебывает кофе. Наблюдаю за ним исподтишка – но всего одно мгновение. Уличные женщины останавливаются, заговаривают с Труменом – определенно предлагают себя. Трумен – красивый мужчина и привык к шуточкам насчет своего успеха у женщин. В смысле, привык на эти шуточки не реагировать. Однако его внешность меня не касается, совсем. Я в нем всегда видела исключительно наставника. И очень старалась не дать повод к сплетням насчет наших с ним отношений. Мы – коллеги, и не более. Увы, достаточно поставить в пару мужчину с женщиной, как находятся досужие, начинают строить домыслы… Про нас тоже строили, даром что Трумен столько лет был женат. Я собственными ушами слышала, как нас обсуждают. Правда, всего однажды. И все десять лет старалась убедить себя, что наш профессионализм отметает любые намеки на «внеурочную активность» – этот термин я применяю к романтическим отношениям на службе.

Вылезаю из машины, здороваюсь. В первый момент не вижу заявленного персонажа. Трумен чуть кивает на кучку не то ларьков, не то забегаловок и велит следовать за ним.

Фасад постройки, к которой подходит Трумен, вывеской не оснащен. Это что-то вроде универсама. На продажу выставлена всякая всячина, от кукол до рулонных обоев. В витрине пылится косо пристроенная табличка с надписью «Товары». Как будто этим все сказано. Сама я, должно быть, тысячу раз проезжала мимо этой, гм, торговой точки. И не замечала ее.

Внутри тепло. Долго топчусь на придверном коврике, оттираю мокрую грязь с ботинок. Полки так забиты товарами, что в проходе и не повернешься. За прилавком – старик в вязаной шапке, с книгой. Не поднимает взгляда от страниц.

– Вот она, – произносит Трумен.

Старик откладывает книгу. Слезящиеся глаза глядят на меня с недоумением, руки чуть трясутся.