Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ша»,
как говорила моя мама, «
Запрет!»
–
сказал я себе. И до 71 года ни с Морозовой, ни с какой-либо другой женщиной контактов, кроме как общечеловеческих и по совместной работе, я не имел. А про то, что было в 57 году и про наш договор с Зиной, я забыл. Замечу, что кроме Морозовой в СБ было еще несколько ну очень видных красавиц-теоретиков, таких ,как Пичугина, Лавровская, Кочурова, Виноградова, Генерозова. Но Юля была красивее всех.
Хорошо помогал мне в освоении практически всех теоретических вопросов высочайшего уровня профи, физтеховец, самородок из деревни Белоомут (на Оке) Людвиг Васильевич Колесников, (я ему присвоил подпольную кличку «Репа»).
Простой русский парень-блондин с красивой русской круглой с конопушками физиономией. Чувствовал, что уважал он меня. Наверно за упорство, оригинальность мышления и иногда неординарные высказывания и оценки. ( Вспомнил, что особенно ему понравилась моя математическая оценка одной очень некрасивой сотрудницы какого-то отраслевого отдела: «женщина нулевого приближения»). А недавно совершенно случайно он говорил со мной по телефону, сказал, что помнит меня и сказал, что завидует моей боевой(?) биографии и хочет меня повидать и продолжить дружбу – расстались мы в 75 году, когда мы с Юлей ушли в «Луч» по приглашению генерала Н.Н. Шахонского для разработки системы самонаведения ПРО с лазерной ГСН. Подробности об этом несколько позже. Правда, были две мимолетные встречи – в самолёте, году в 78, и второй раз в метро.
За время работы у Цепилова мы с ним написали и опубликовали ряд статей, в основном по «оптимальной фильтрации». Несколько раз я был у него в гостях на московской квартире и в деревне, где удачно поохотились на зайцев).
В теоретической лаборатории я проработал 15 трудных лет!
2.3.4 Трудные шестидесятые, смерть любимой тёщи, развод с Зиночкой. Начало дачной эпопеи
2.3.4.1 Подготовка к работе на полигоне и спортивные «успехи»
Осенью 62 года Цепилов сказал, что мне пора приступать к конкретной задаче – подготовке к работе на полигоне, а именно, к отладке там боевой программы блока наведения противоракеты на баллистическую цель – блок БН, написанную программистами отдела боевых программ. Алгоритм этого блока, написанный теоретиками еще до моего прихода в лабораторию, был очень сырой и программисты требовали постоянного присутствия при них как в Москве, так и на полигоне, теоретика для оперативной корректировки алгоритма.
На полигоне, помимо работ на технологических площадках отраслевиков и тематиков, шла комплексная отладка на ЭВМ 5Э92-Б КИМС-а (комплексного имитационно– моделирующего стенда – основного инструмента для априорной оценки точности наведения противоракеты на цель). И там тоже нужен был постоянно теоретик. И желательно мужик, и желательно с хорошим здоровьем – полигонные условия слабые долго не выдерживали. Летом – жара за 40 в тени, зимой – тоже за 40, но уже мороза. В общем, Казахстан, дикий край! (Там я впервые увидел на воле верблюда и на нём – казаха).
И Цепилов выбрал меня. Думаю, что в разговоре с Позняком о моей кандидатуре, он именно эту работу для меня имел в виду, т.к. большинство теоретиков в лаборатории были красивые и очень красивые лица женского пола, априорно не приспособленные к суровым полигонным условиям. И не жаждущие покидать Москву. За исключением Ю. А. Морозовой! Крепкое здоровье отражало её лицо. (Когда отмечали в лаборатории её сорокапятилетие, Марат Аваев написал в её поздравительной открытке: Пусть вечно будут щечки розовы у нашей Юлички Морозовой!).
И я приступил к проработке этого сырого (очень сырого!) алгоритма.
Форменным образом вгрызался в эти сырые, наполовину готовые частные алгоритмы и в их теоретические основы. Подходил к исполнителю-создателю частного алгоритма и беседовал с ним. До тех пор, пока мне (и ему!) не становилось ясно до предела суть задачи. И это всё сопровождалось беспрерывным изучением и освоением новых для меня теорий. Напряжение было примерно такое же, как в годы учебы в институте или даже больше!
Вскоре я понял, что скоро могу сойти с ума, если не приму экстраординарных мер для снятия напряжения с мозгов и восстановления стремительно убывающей моей спортивной формы. Для меня это мог быть только спорт! Ни дня, ни вечера без спорта!!! А это означало: утром – на канале зарядка до пота и в воду (летом!), по выходным – байдарка (летом), зимой – лыжи, в майские праздники – поход на байдарке по какой-нибудь подмосковной реке, в отпуске – летом дальний поход на байдарке, зимой – дальние походы (по путевке или без неё) на лыжах. И я начал жить по этой программе, сочетая напряженную работу по доводке алгоритма блока БН (с 08-30 по17-30 по будням) и спорт в остальное время. Не упускал возможность приобщить к этому режиму Зину и Сергея. Как летом, так и зимой.
Так продолжалось целых 4 года до начала работ на полигоне. В конце 66г алгоритм был почти готов, группа Люды Кочуровой включила его в свою упрощенную матмодель в вычислительном центре предприятия и начала получать на БЭСМ-6 обнадёживающие результаты по точности наведения ПР на неподвижную точку. Цепилов сказал «Пора!».
А весной 61г я купил самую дешевую байдарку, она называлась «Прима» (Латвия делала), и на майские праздники первый раз спустил на воду, кажется на Пахре. Летом, в выходные с Зиной прошли на байдарке по Москве-реке. Выяснилось, что для успешного плавания на этом плавсредстве нужны сильные руки. В отделе была гиря на 16кг. А в соседнем отделе – на 32 кг. Во время обязательной зарядки на работе в 11 и 15 часов (по15 минут) я к ним прикладывался. Через полгода довел двухпудовку до110 жимов правой и 100-левой рукой – приблизился к рекорду самого сильного человека среди теоретиков, Володи Добряева – 120 жимов.
В СБ была футбольная команда. Ребята меня приняли и после первой же игры зауважали. По-прежнему я встал на тройку – центральный защитник. Во время одной игры (62г) я подпрыгнул за мячом, а опустился на какую– то неровность. Голеностоп подвернулся и….растяжение связок! Было больно, конечно. Пробюллетенил 2 недели, а чувствовал эту травму еще несколько месяцев. Конечно, в это лето в футбол я не играл. Но один забавный эпизод произошел, когда я ещё был на бюллетене и нога еще болела. Примерно в 22-30 я, хромая, пошел встречать с трамвая Зину. Она