— Скажешь тоже — разоблачительные фотки! — въехал наконец в суть дела Антон. — Не забывай, твоя фотокамера пропала. Ушла своими ногами к другой хозяйке!

— Да здесь же она, здесь, в Васькиной сумке! — заорала Ленка, теряя терпение. — Я ее еле дотащила, Смирнов, пока ты по лестнице прогуливался! Открой сумку, Тош, а то у меня после этого полета над пропастью во ржи руки-ноги трясутся.

Антон рванул замок на черной кожаной сумке и извлек Ленкин фотоаппарат. Он так удивился, словно нашел сто долларов у себя на столе.

— Уф, наконец-то! — обрадовалась Ленка. — Оставь эту чертову сумку на посту охраны, скажи, фотограф Василий забыл. Нам нельзя терять ни минуты. Пока репортаж не выйдет, придется залечь на дно. А то эти мерзавцы достанут нас из-под земли.

У Ленки внезапно зазвонил мобильный. Она внимательно изучила номер и решилась ответить.

— Кузнецова? — раздался в трубке недовольный голос секретарши главного. — Где ты целый день пропадаешь? Начальство весь день мечтает тебя видеть. Зайди, пожалуйста, в приемную.

И Ленка, виновато кивнув Антону, отправилась на ковер.

Леля лежала рядом с Кшиштофом под простыней и по его напряженному дыханию чувствовала: любимый, как и она, до последнего откладывает миг, когда придется вставать. Ну, продлись, пожалуйста, мгновение! Хоть чуть-чуть. Хоть на долю секунды. Но пианистка Ольга Рябинина знала: до финала их любовной симфонии остается меньше часа.

Внезапно затренькал ее мобильный. Как назло, забыла выключить. Леля потянулась смуглой обнаженной рукой к телефону. Пришла эсэмэска от Лизы. Леля прочитала и негромко сказала вслух:

— Теперь это уже не имеет значения.

— Что? — тихо спросил Кшиштоф.

— Все, что было не с тобой, — серьезно ответила она.

— Правда? — переспросил он с надеждой, взял ее лицо в ладони и поцеловал в глаза. — Чтобы помнила, — прошептал он.

Кшиштоф наконец поднялся, стащил с Лели простыню и повязал ее себе на бедра. Теперь Леля лежала перед ним обнаженная и прекрасная, как статуэтка из темного дерева. А он стоял над ней, словно античный бог, с повязкой на чреслах, и думал, как несправедливо, что он не может, подобно небожителям из греческих мифов, взять любимую женщину на руки и легко, как пушинку, перенести в тот край земли, где будет находиться.

— Хочу налюбоваться тобой напоследок, — объяснил он.

Но тут телефон загудел снова. На сей раз голос подала его трубка. Нежные уши Кшиштофа не выносили классической музыки, исковерканной мобильниками, и в своем аппарате он всегда выставлял что-то среднее между сиреной и паровозным гудком.

— Хэлло, Кшись, это Агнешка, — раздался в трубке низкий, воркующий голос его жены. — Ты там не заскучал без меня, зайчик?

Кшиштоф едва не поперхнулся.

— А ты, дорогая? — спросил он с легкой иронией.

— Ой, мне не до скуки, — оборвала Агнешка. — Адвокаты, нотариусы, чиновники. И каждый хочет отщипнуть кусочек пожирнее от наследства любимой тетушки. Отбиваюсь как могу. А чем ты сейчас занимаешься, коханый муженек?

— Отдыхаю после бурного секса, — сказал Кшиштоф чистую правду. Он вообще не любил лгать, особенно жене.

— Тебе бы все шутки шутить, никак не угомонишься, — обиделась Агнешка. — А в доме, я имею в виду здесь, в Австралии, столько дел! Между прочим, Кшись, мне надоело вечно отдуваться одной. Ты служишь искусству, а быт всегда на мне. Рядом с тобой я чувствую себя уборщицей на балетной сцене. Займись хотя бы ремонтом варшавской квартиры.

— Вот прямо сейчас всем и займусь, — покорно пообещал Кшиштоф и поцеловал Лелю в плечо. — До видзення, Агнешка, у меня через два часа самолет. И есть еще одно неотложное дело. Целую пальчики!

— О, твоя Агнешка, как истинная католичка, почувствовала, что ваш семейный очаг слегка закоптил, — горько пошутила Леля. О господи, Агнешка снова встает на ее пути!

— Нет, Ольгушка, это простая формальность. Мы созваниваемся по вторникам и субботам. Всегда в одно и то же время. Так, на всякий случай. Чтобы знать, что оба живы. Когда живешь с супругой в разных концах беспокойного земного шарика, многое может случиться. А еще в любой семье есть хозяйственные и финансовые вопросы, которые надо решать совместно.

— М-да, похоже, в ближайшие недели вершины нашего любовного треугольника будут на трех континентах, — сообразила Леля. — Европа, Азия, Австралия. Вот такое танго втроем в эпоху глобализма! Да, а какое у тебя еще неотложное дело? Ты успеешь? Через полчаса приедет такси, я заказала.

— Самое главное дело для меня сейчас — принести тебе кофе в постель, — торжественно объявил Кшиштоф.

— Но для этого сначала мне его надо сварить! — рассмеялась Леля. — Ты, Кшиштоф, конечно, истинный поляк и дамский угодник, но вряд ли знаешь, где у нас с Лизкой обитают кофемолка и кофеварка.

Она легко вскочила с кровати, накинула шелковый халатик и побежала на кухню.

Кшиштоф подошел и обнял ее сзади. Сквозь легкий шелк Леля почувствовала его нежные руки сначала на талии, потом на груди и испугалась, что сейчас отвлечется и упустит кофе. Хотя что там кофе — она снова, уже во второй раз, сейчас упустит свою судьбу!

— Обещаю тебе, Ольгушка, мы расстаемся ненадолго. Надолго я просто не смогу. — Кшиштоф словно прочитал ее мысли и сказал это низким голосом с хрипотцой так, что Леля обернулась и внимательно взглянула в глаза любимому.

— Правда? — спросила она с надеждой.

Но Кшиштоф не успел ответить. Кофе с шипением выплеснулся на плиту, горьковатый запах разлуки разлился по квартире.

Ленка всегда шла на встречу с начальством словно в кабинет зубного врача. Вот и на этот раз она чувствовала посасывание под ложечкой и легкую тошноту. Можно сказать, она плыла — покорно, как рыбка, в пасть зубастой барракуды. Ничего хорошего вызов на ковер, понятное дело, не сулил. Главный редактор, как глубоководный хищник, незримо правил своим царством и желал видеть рядовых сотрудников исключительно в экстремальных случаях. Обычно он предпочитал общаться с более крупными рыбами: заведующими отделами и выпускающими редакторами, а не с мелкой плотвой. Подобные «встречи с народом» для «народа» означали одно — сейчас кто-то будет «съеден»: получит изрядную взбучку или какое-нибудь особенно заковыристое, канительное задание, которым можно искупить вину. Смыть, так сказать, преступление кровью, если начальство возьмет за жабры. Хорошо, если разговор не закончится увольнением. Выловят и выкинут из уютного «аквариума», и будешь хватать ртом воздух или плавать где-нибудь в сточных водах. Нынче, в эпоху дикого капитализма, — обычное дело. Хорошо, если выходное пособие дадут. А может, она зря паникует? Вдруг просто наложат штраф или лишат премии? Ну ладно, что попусту гадать, душа начальства — потемки. И Ленка, вдохнув побольше воздуха и закрыв глаза, нырнула в кабинет главного редактора.

Когда она открыла их, шеф в своем огромном кабинете показался Ленке мелким. Во всяком случае, на акулу никак не тянул. Скорее, выглядел как крупная рыба-камбала: белесые прилизанные волосы на большой голове с выпученными прозрачными глазами, короткие ручки-плавники, круглое пузцо… Солидность шефу придавал лишь огромный письменный стол с резными ножками и старинной настольной лампой. Со стены строго смотрел в глаза каждому входящему портрет президента. Президент уставился на Ленку и приготовился слушать. На другой стене висело множество шефов: шеф со звездами эстрады, шеф с политическими деятелями, шеф с кем-то из отцов церкви… Шефы были в явном большинстве, поэтому портрет президента держался рядом с ними строго и с достоинством.