С детства девушка знала, что у любой сказки бывает счастливый конец. И он наступал. А у сказки, которую сочинила она, конец получался совсем невеселым. Скорее наоборот. Однако и на сей раз Лиза не смогла смирить воображение. Во всем признавшись Леле, она мысленно принесла себя в жертву, пожалела от души — и теперь с нетерпением ждала счастливой развязки.

«Наконец-то, когда все так удачно разрешилось, уже ничто не помешает Леле и Антону быть вместе, — уговаривала она себя. — Помолвка, красивая свадьба с хорошей музыкой, может быть, даже венчание… А я… что ж, теперь я не буду стоять между ними. Наверное, я вообще никогда не выйду замуж. Вот раньше девушки уходили в монастырь. У Тургенева в «Дворянском гнезде», помню, Лиза Калитина ушла. И я, другая Лиза другой эпохи, придумаю что-нибудь такое же. Трагическое, благородное и красивое».

— Леля, а когда вы с Антоном поженитесь? — осторожно спросила Лиза, прижавшись к сестре, когда все объяснения, обвинения и слезы примирения остались позади.

— Никогда, — спокойно ответила Леля.

Лиза растерянно замолчала, а потом затараторила, словно боясь, что сестра остановит ее, не даст закончить важную мысль:

— Но почему, почему? Ведь все выяснилось, правда? Теперь ты знаешь: это я во всем виновата, а Антон ни при чем, — выпалила Лиза, не поднимая глаз. — Он любит тебя. Вернее, любил всегда. Вы такая красивая пара, вы обязаны быть вместе. У меня наступило прозрение. Давай считать все, что произошло, моей глупой шуткой. Ну, хочешь, я сама ему обо всем расскажу? Пусть Антон возненавидит меня — не важно. Он твой и должен быть с тобой.

— Дело не в тебе, — медленно сказала Леля, — и не в Антоне. Никому мы ничего не обязаны. Просто я люблю другого человека.

— Так не бывает, — выдохнула Лиза. Она отошла от Лели и без сил опустилась на диван. — Только что любила Антона и — вот тебе раз — уже любишь другого. Это ты все мне назло говоришь. Скажи, что ты это только что выдумала.

— Какая же ты еще у меня маленькая, Лизуня, — рассмеялась Леля и нежно поцеловала сестру в запылавшую щеку.

По спине Ленки побежали мурашки. Васька сейчас будет здесь. Вот это да! Она совсем не готова выяснять отношения с этим типом. Тем более у нее пока больше вопросов, чем ответов.

— Аргерманыч, мне бы не хотелось сейчас видеть Головачева. — Ленка пошла ва-банк, и белесые брови шефа удивленно поползли вверх. — Понимаете, по моим сведениям, Васька замешан во всей этой грязной истории. Ну, с черными букмекерами на ипподроме, — выпалила она, глядя главному прямо в глаза. Лене Кузнецовой показалось, что президент одобрительно кивнул с фотографии. Мол, пора, пора, Елена Геннадьевна, применить более изощренную тактику, как в разведке.

— Не люблю потакать капризам сотрудников, тем более сотрудниц, но сегодня — так и быть, сделаю исключение. Ты, Кузнецова, какая-то странная, словно не в себе. Иди посиди в тишине, а главное, подумай, как редакция будет выкручиваться из истории, в которую ты пытаешься нас втянуть, — пробурчал шеф и указал Ленке на дверь в другую комнату.

Ленка едва успела просочиться в соседнюю комнатушку, как в кабинет ввалился Василий. Вид у него был отнюдь не такой бравый, как полчаса назад, когда ноги Ленки болтались над пропастью. В крошечную щелку, которую она оставила в двери, шпионка увидела его косолапую походку и бегающие кошачьи глаза. Даже рыжие волосы, прежде всегда пышные и ухоженные, теперь прилипли ко лбу жирными прядями, а усы как-то жалко встопорщились.

— Разрешите, Аргерманыч? — спросил он шефа с порога, согнувшись в подобострастном полупоклоне.

— Входи, Головачев, — пригласил шеф Ваську еле слышно и привычно поинтересовался: — Что будешь пить: чай, кофе?

— А можно чего-нибудь покрепче? — неожиданно попросил пришелец и плюхнулся за маленький столик, не дожидаясь особого приглашения.

Ленке показалось, что президент глянул с портрета на Васькин маневр удивленно и неодобрительно.

Васькина нахальная просьба совсем не вязалась с его подобострастным видом. Однако шеф и бровью не повел. Отперев сейф в углу комнаты, извлек оттуда початую бутылку коньяку. Позвонил секретарше, попросил принести бутерброды с сыром и лимон.

— За что будем пить? — спросил Ваську, разглядывая его с некоторым интересом.

— За то, чтобы все обошлось, — с чувством провозгласил Василий и одним махом хлопнул стопку.

— Что — обошлось? — вежливо уточнил шеф, слегка пригубив коньяку и взяв бутерброд с сыром. Он давно понял: если будет пить со всеми посетителями, скоро станет пациентом нарколога. Потому с нижестоящими сотрудниками Арнольд Германович обычно не пил. А вот с боссами и олигархами принимал на грудь будьте-нате, как положено. Увиливать в тех случаях было никак нельзя. Решат, что не уважает, и денег не только на газету, вообще на жизнь не дадут.

— Я имею в виду то, что заварила ваша сотрудница Кузнецова, — пояснил Васька и, не дожидаясь приглашения, налил себе еще.

— Разве ты не за рулем? — удивился шеф.

— Да не смогу я сегодня машину вести, понимаете? — заорал Васька так, что Ленка за дверью вздрогнула. — Или не хотите понять! Герман Арнольдыч!

— Арнольд Германович, — совсем тихо поправил шеф. Он оглянулся, словно ища посторонней помощи, и портрет президента, как показалось Ленке, ободрил его лукавым взглядом.

— Ну, это уже не важно, — продолжал Васька, смелея с каждым глотком благородного напитка. — Так вот, Германыч, засечь меня в машине сейчас легче, чем в метро. Потому что эти гады знают: да я на моей красавице, на «мерседес»-душеньке моей, даже в туалет езжу.

— Да кто они-то? — спросил шеф, равнодушно откусывая от бутерброда изрядный кусок.

— Те, кому ваша Кузнецова на хвост наступила. Вся эта чертова банда. Сказали, мол, не утихомиришь свою малолетку, пеняй на себя.

— И что это за банда? — спросил шеф, невольно обернувшись в сторону комнаты отдыха.

На резном столе резко зазвонил телефон, хозяин кабинета жестом прервал Ваську.

— Да, Владимир Иванович, я вас понимаю, ваши претензии совершенно справедливы. Вы помогли газете в трудный час и вправе выдвигать свои требования. Да, да, полоса о культуре выходит завтра. Там есть ссылка на ваш банк. По-моему, все получилось солидно, без бульварщины и клубнички. Ну да, мы же с вами чтим высокое искусство. Оперу, балет… Личная просьба, говорите? С превеликим удовольствием. Какая балерина? Ах, та самая… Да, мила. Ну, я хотел сказать, талантлива. Такое дивное, нестандартное, я бы даже сказал, крупное дарование… Нет, что вы, я нисколько не издеваюсь. Не волнуйтесь, ваша просьба для нас закон, дадим большой очерк о ней в следующем номере. Решили не спешить, чтобы материал вышел побольше, повесомее, знаете ли. Говорите, есть что-то еще? Ну-ну, Владимир Иванович, не томите! Сын? Чей сын? Ваш? Ой, а я и не знал, что он в ветеринарной академии учится. Думал, он уже в ваших помощниках ходит. Надо же! Какой особенный мальчик! Любит братьев наших меньших, вот добрая душа! Не пошел ни в банкиры, ни в политики, как вы… Будет работать в конном бизнесе? Да что вы говорите! Не волнуйтесь, никаких пасквилей, как вы выражаетесь, у нас в газете не будет. Я прослежу. — И, простившись с Маркиным-старшим, шеф повесил трубку.