Кристабел пошевелилась, открыла глаза и сонно улыбнулась мужу.

– Зачем ты позволил мне уснуть? – хриплым со сна голосом спросила она. – Который теперь час?

– Почти десять. Хочешь есть?

– Просто умираю с голоду.

– Я там соорудил ужин.

Кристабел широко раскрыла глаза от удивления.

– Ты? – Она быстро села на кровати, прикрывшись простыней, и усмехнулась в ответ на дразнящую улыбку мужа. – Я буду готова через пять минут.

Кристабел торопливо приняла душ и надела безразмерную шелковую тунику.

– О, надо же! – воскликнула она, садясь за стол. – Я и не подозревала, что ты обладаешь талантом кулинара.

– И только? – с притворной обидой спросил Федерико.

– Да нет, в тебе определенно масса талантов! – успокоила его Кристабел, отпив глоток красного вина.

Ужин состоял из телячьих отбивных, чудесного салата из зелени, французского батона с хрустящей корочкой и отличного сухого вина. Федерико не только великолепно все приготовил, но и с изяществом сервировал стол, с фантазией украсил блюда.

Дождавшись, когда Кристабел съела все до единой крошки, Федерико увеличил громкость магнитофона, из которого лилась лирическая мелодия, и, подойдя к Кристабел, потянул ее со стула на середину комнаты.

Кристабел испытывала неописуемое блаженство, тесно прижавшись всем телом к Федерико и покачиваясь вместе с ним в такт музыке. Его руки чуть поглаживали спину Кристабел, она же крепко обняла Федерико за шею. Казалось, ей передавалось тепло его тела и вся она целиком растворялась в Федерико, так что они плавно двигались под музыку как одно целое.

Федерико нежно потерся губами о ее висок, потом коснулся уголков ее рта, и Кристабел запрокинула голову, подставляя тубы. Этот поцелуй был неторопливым и глубоким, и ей хотелось, чтобы он длился вечно. Неожиданно Федерико подхватил ее на руки и понес в спальню.

– Так, дорогая, подойди теперь поближе. Улыбайся.

Если фотограф еще раз попросит меня улыбнуться, я зарычу, злобно решила Кристабел.

Казалось, этот день никогда не закончится. С девяти утра до одиннадцати у всей группы брали интервью и фотографировали для газет, потом были съемки для известнейшего журнала мод, затем надо было присутствовать на светском благотворительном завтраке в отеле, где один из ведущих телеканалов вел запись мероприятия для вечерних новостей.

Вечером того же дня давали прием в честь съемочной группы фильма, и чуть ли не вся элита города готова была выложить любые деньги, лишь бы засветиться на этом мероприятии.

Вся эта шумиха являлась отличной рекламой для продвижения на экраны нового фильма. Эдвин Мэскот и Корали Дюрен, исполнители главных ролей, разрывались на части, давая интервью, которые планировалось включить в рекламные ролики для показа по телевидению.

Хотя роль Кристабел в фильме была второстепенной, ею также заинтересовались как татантливой манекенщицей и начинающей актрисой, а в качестве супруги Федерико Персетти появление на первых полосах крупных изданий ей было обеспечено.

– Играй, дорогая, – уголком рта шепнула ей Корали. – Раз уж заделалась актрисой, изволь соответствовать. Муж тебе здесь не поможет.

– Кому как не тебе знать, что такое рассчитывать только на собственные силы, – ехидно парировала Кристабел.

– Я могу заполучить любого мужчину, если пожелаю, – прихвастнула Корали.

– Ты не совсем права, дорогая, – вмешался в их пикировку Эдвин. – Многих, но не всех.

– По себе судишь? – мило улыбаясь в камеру, прошипела Корали.

– Я не участвую в заведомо безнадежных мероприятиях.

– Так хоть сделай попытку.

– Теперь перешли все сюда. – Распорядился фотограф, указывая в сторону причала и роскошной яхты, хозяин которой милостиво одолжил ее студии для рекламы.

Как бы мне отсюда сбежать? – прикидывала Кристабел. Кажется, я им больше не понадоблюсь.

– Кристабел, ты свободна. Корали и Эдвин, сделаем еще несколько снимков внутри яхты.

Наконец-то мои молитвы услышаны! – возликовала Кристабел. Теперь надо бы выпить что-нибудь крепкое со льдом, чтобы снять напряжение.

– Везет же некоторым, – цинично прокомментировала Корали. – Тебя наконец оставили в покое.

Не наконец, а пока, мысленно уточнила Кристабел. Она быстро сошла с яхты и торопливо зашагала по пирсу к своей машине.

Федерико, как всегда, изучал какие то документы и делал пометки на полях. Он удивленно приподнял брови, когда увидел, что Кристабел сразу направилась к бару. Она выбрала тоник и стала с жадностью пить прямо из бутылки.

– Сильно устала? – сочувственно спросил Федерико.

– Да. – Кристабел откупорила бутылку джина и налила его в стакан, добавила немного льда и, подумав, разбавила тоником. – Сегодня вечером предстоит еще одна пытка. – Она почувствовала на своих плечах руки Федерико и облегченно вздохнула, когда он стал слегка массировать ее плечи и шею. – Обещай мне, что завтра мы улетим отсюда.

Федерико мог бы сказать что-то типа: «Я тебя предупреждал, а ты меня не послушалась» или «Тебе же очень хотелось сниматься в кино, ты сама все решила, так теперь не жалуйся». Но он лишь хмыкнул. Кристабел, благодарная за то, что он не стал читать ей нотаций, прижалась к нему спиной. Ей стало так хорошо, что она прикрыла глаза и готова была забыться в его объятиях.

– Мы на пару дней вернемся в Санта-Барбару, потом отправимся домой, – Федерико прикоснулся губами к ее виску.

При слове «дом» перед мысленным взором Кристабел предстала их лондонская квартира с чудесным видом на Гайд-парк.

Она глубоко вздохнула и почувствовала, как напряжение постепенно отпускает ее.

– Там возникли некоторые дела, требующие моего присутствия. На это уйдет не больше недели, а потом мы сможем пожить некоторое время в Риме, как я тебе и обещал.

– Кажется, я люблю тебя! – с жаром сказала Кристабел.

– Только кажется, дорогая?

Она медленно повернулась к Федерико лицом и, заметив на его губах лукавую улыбку, пригрозила ему кулаком.

– Я пошутила.

– Я так и думал.

В следующее мгновение она вскрикнула от неожиданности: Федерико быстро выхватил у нее из рук стакан и перекинул ее через плечо.

– Что ты делаешь?

Федерико пронес Кристабел через спальню в ванную, поставил на пол и стал раздевать, потом разделся сам.

– Федерико!

– Хочу принять с тобой душ.

– У нас совсем нет на это времени, – запротестовала Кристабел, впрочем, довольно вяло.