– Чья это картина? – спросила я. Вернее, едва выдавила: в горле пересохло.

– Твоя, – тихо ответила Магда и вылила на землю воду из банки. – Кто еще мог бы такое нарисовать?

Она была права. Хотя я стараюсь не слишком задирать нос, когда говорю о своих картинах, все подтвердят, что я рисую лучше всех в классе – и даже лучше всех в школе. Но как я могла так быстро написать такую хорошую картину, да еще и успеть три раза обойти вокруг пруда? Ерунда какая-то.

Я присмотрелась к нарисованному пруду. Там было что-то, чего я поначалу не заметила, что-то едва различимое в зеленой мутной воде. Лицо. Красивая светловолосая девушка. Кто это? Определенно не я, хоть мне и случалось видеть свое отражение в пруду. И, что еще чуднее, на берегу никого не было. Из-за этого лицо казалось зловещим, будто кто-то выглядывает из-под воды. С деревенским прудом связывали одно-единственное имя, и все в Пендлвике отлично его знали. Роза Рипплс. В голове зазвучали последние куплеты песни.

Что же со мной было? Как мне удалось в беспамятстве написать картину и как я оказалась возле воды? И почему меня преследует эта песня? Я посмотрела на соклассников. Одни ухмылялись, другие глядели на меня с любопытством. Некоторые казались перепуганными. Заметил ли кто-нибудь из них лицо на картине? Я взяла большую широкую кисть, окунула в зеленую краску и провела по лицу, потом еще раз и еще, пока девушка в пруду не исчезла.

Все могло так и кончиться. Я могла бы всех убедить, что это просто розыгрыш, что мне захотелось как-то оживить сонный жаркий день. Или что я перегрелась на палящем солнце. Но потом появились бабочки.

Я заметила их на обратном пути в школу. Сначала несколько, пять или шесть, – они порхали вокруг, подбираясь все ближе ко мне. Потом больше. Все в удивлении остановились и глядели на бабочек, а их все прибывало. Десять, пятьдесят, сотня… Или две сотни… Все вились вокруг меня. Все одинаковые: коричневые, с синими пятнами на крыльях. Павлиний глаз. Они садились на меня, опускались на дорогу, не давая даже шагу ступить – иначе я бы их раздавила.

Я, затаив дыхание, пыталась их стряхнуть. Было противно оттого, как они ползают по мне своими маленькими лапками, как щекочут щеки своими тонкими крылышками.

А потом они неожиданно взвились вверх и облаком повисли над дорогой. Послышались охи и крики. Все замерли, тыча пальцами вверх. Рой бабочек совершенно отчетливо сложил в воздухе слово – слово, которое все знали и которого все боялись.

Ведьма.

Бабушка нагрузила всех делами. Дом постепенно оживал, покрываясь слоями свежей краски. Сад становился все более ухоженным, вещи занимали свои места.

Прошло три дня после ночных похождений Флисс. Утром Бетти проснулась и спустилась вниз. В доме было тихо. На кухне бабушка вешала шторы, опасно балансируя на краю табуретки. Изо рта торчала трубка, и вокруг клубился густой дым.

– Бабушка, ну ты что! – укорила Бетти. – Слезай скорее. Я сама повешу.

Бабушка послушалась и стряхнула с живота пепел:

– Ты мою трубку не видела?

– Она же у тебя во рту! – фыркнула от смеха Бетти.

Бабушка раздраженно цыкнула:

– Бетти, я пока не сбрендила. Это старая трубка. А я ищу новую.

– Не-а, ее не видела.

Бетти взобралась на табуретку и потерла глаза. От усталости в голове мутилось, как от бабушкиного дыма. Немудрено: обнаружив Флисс в тайной комнате, она толком не спала, снова и снова возвращаясь мыслями к дневнику Иви Белл и странным песням про Элизу Бёрд и Розу Рипплс.

Флисс не помнила ничего из своих ночных приключений и настаивала, что Бетти все просто привиделось из-за лихорадки. И сейчас, стоя в уютном доме, залитом солнцем, Бетти задумалась: может, это и правда был всего лишь сон? Не исключено, что невероятные истории из дневника повлияли на нее сильнее, чем хотелось признать. К облегчению (и разочарованию) Бетти, среди бумаг больше не было дневниковых записей, и после очередной беспокойной ночи, с отрывочными сновидениями о прудах и лягушках, она решила, что, даже если найдет новые записи, не будет читать.

– На завтрак каша. – Бабушка, не дожидаясь ответа от Бетти, вывалила на тарелку солидную порцию. – Как доешь, помой посуду, а потом сходите с Чарли на ферму, отнесите Флисс обед. И принимайтесь за другие дела.

– Сама она свой обед не могла захватить, что ли? – пробурчала Бетти, спрыгивая с табуретки.

Она и забыла, что сегодня Флисс с папой впервые отправились работать на ферму. Раньше старшая сестра всегда была под боком – без нее будет непривычно.

– Не подумала. – Бабушка закатила глаза. – С тех пор как этот мальчишка к нам постучался, она витает в облаках.

– Она вечно в них витает, – сказала Бетти.

Правда, в последние дни Флисс была еще рассеяннее, чем обычно, и все время ходила погруженная в себя. Похоже, всерьез втрескалась в Тодда, подумала Бетти.

Она отправила в рот ложку каши и выглянула в окно. Вдалеке Чарли раскачивалась на качелях, подвешенных к ветке боярышника. Небо снова было чистым и безоблачным, но ночью, похоже, прошел дождь: тропинка в саду блестела от влаги. Через нее перепрыгнула лягушка и ускакала к пруду, снова напомнив о дневнике и загадочной комнате.

– Бабушка, – начала Бетти, – а ты когда-нибудь жила в доме с тайным ходом… или потайной комнатой?

– Нет. Но всегда хотела. – Бабушка хихикнула. – Когда твой папа был маленький и играл с Клариссой, двоюродной сестрой, я им рассказала, что в «Потайном кармане» есть секретный ход. Они часами его искали, но так и не нашли!

Бетти рассмеялась:

– А почему ты нам с Флисс и Чарли никогда такого не говорила?

Здорово, когда в доме есть тайный ход, даже если вымышленный!

Бабушка вздохнула, и озорная искорка пропала у нее из глаз.

– Даже и не знаю. С возрастом о многом забываешь. Например, о веселье. Ну, ты же помнишь, что за жизнь была в «Потайном кармане» – сплошная работа.

И то верно: у бабушки хлопот был полон рот. Да и не только у нее. Работать приходилось всем, и забот у них хватало – фамильное проклятие, например. На веселье времени особо не оставалось.

– А зачем вообще нужны тайные комнаты? – как бы невзначай поинтересовалась Бетти. – Там контрабандисты прятали свое добро?