Решимость, между тем, серьезно упрочилась, и он двинулся к дому Ульяны, намереваясь высказать ей все прямо на пороге, невзирая на личности, но тут мимо пролетел Семиволков-старший на своем вездеходе. И еще бибикнул. Причем не так бибикнул, просто, а как-то особенно, с подвохом. Аксён сразу подумал, что на крыльце ничего не получится. Там, наверняка, будет сидеть дядя Федор, курить папиросы и воспитывать дочь. Он ее несильно воспитывает, так, чтобы не забывала, что родители еще присутствуют. А как повоспитывает, так пойдет рубать яичницу с сухарями. А он, Аксён, не сможет так — говорить и знать, что совсем рядом ее папахен хрустит обедом…

Значит, перерыв на час.

Поглядел на часы и обнаружил полдень. Время проскочило незаметно, вильнуло в сторону дикой кошкой, растянулось, застыло, начало трескаться по краям, Аксён решил пообедать. Это даже очень полезно — ведь может случится глупо — он ей руку на плечо, наберет воздуха и решится сказать то, что хотел сказать уже давно, а тут в животе забурчит. Громко так, с вызовом.

И все испортится. Она навсегда запомнит не то, что он сказал, а то, что он пробурчал.

Он заглянул к бабушке. Без особого настроения, но визит в столовую разорил бы его окончательно. У бабушки горели пироги, бабушка матюгалась и гремела посудой. Как он забыл про бабушку?

Он спросил, как лучше сказать? Ну, чтобы только по человечески. Бабушка посоветовала как. И куда. И сколько раз. Он взял несколько пирожков, но то, что посоветовала бабушка, он, конечно, не мог повторить даже в голове.

После обеда запустился дождь. Но не обычный, а какой-то дикий, с мелким острым градом. Зонтика у бабушки не нашлось, и Аксён отправился так. Его немного побило, но он это не очень заметил.

Шагал по дороге, навстречу текла вода вперемешку со снегом, Аксён собирал с сиреней лед и жевал. Снег был со вкусом недоваренных макарон, на улице Вокзальной в канаве торчал мотоцикл. «Днепр» с коляской, рядом под рябиной размокал человек, Аксёну стало его жалко. Нет, в любой другой день он проследовал бы мимо, даже не плюнул бы, однако, тут остановился. Мужик все пытался прикурить, устраивал над сигареткой домик из ладоней и цокал оранжевой зажигалкой. Однако, огня не получалось.

Аксён представил, как мужик будет маяться под дождем. В канаве со своим мотоциклом. До ночи.

Выталкивать «Днепр» оказалось не так просто, как представлялось. Мотоцикл тяжелый, а грязь скользкая, они толкали, а машина скатывалась обратно. Тогда Аксён придумал — уселся за руль и принялся газовать, мужик же подкидывал под колесо камни и ветки. Через пять минут вылетели. Благодарный мужик отсыпал Аксёну двести рублей, и Аксён добрался почти уже до самого ее дома, как вдруг посмотрел на себя. Выглядел он не очень, то есть очень не. Джинсы цвета грязи, рубашка тоже, в ботинках жижа. В таком ужасном виде идти к ней было совершенно невозможно, и Аксён снова вернулся к бабушке.

Пироги сгорели совсем. Дом был наполнен дымом и гарью, бабушка уже не материлась, сидела возле печи, вязала носок. Поглядела на Аксёна, рассмеялась. Притащила ему что-то из гардероба дедушки. Выбора не было, Аксён переоделся. И сразу сделался похож на лесоруба, только кепки не хватало.

Дождь не унимался, и он отрезал от тепличной пленки кусок и обернулся в него, как в плащ, но тут застучали зубы. Бабушка, уже тогдане отличавшаяся соколиным зрением, слухом обделена не была. Она схватила Аксёна за шиворот, растерла калганом с редькой, напоила чаем с медом и на час посадила в подушки — прогреваться. Прогрев получился на славу, Аксёну стало жарко, даже очень жарко, он рванул на улицу, но бабушка опять его опередила и всучила ватник, напомнив, что если выскочить так, то воспаление легких обеспечено.

Аксён ватник принял, в ватнике на самом деле теплее.

Простукало уже семь, когда он добрался. Ульяна сидела на крыльце, смотрела на дождь и грызла семечки. Аксён молча сел рядом. Часы вертелись и тикали под телогрейкой, рядом с сердцем. Ульяна посмотрела на него, как на ненормального. Аксён вздохнул, и извлек из под ватника часы. Набрал воздуха.

Она рассмеялась. И сказала, что ждала с утра, что им надо поговорить, она давно собиралась.

Аксён обрадовался. И набрал воздуха во второй раз.

За калиткой загавкала собака. Аксён сдулся. Беседовать с Ульяной под лай не хотелось, разговор предстоял серьезный, а собака лаяла требовательно и настойчиво. Аксён предложил подождать, когда собаке надоест, и они прождали почти двадцать минут. Собака лаяла. Она немного стала переходить на хрип и Ульяна решила проявить милосердие — поглядеть, что там стряслось. Погода-то собачья.

Они выглянули за калитку и обнаружили псину. Ту самую, которая помогла Аксёну с «птичьим молоком», теперь она приперлась сюда и зачем-то заявляла о себе.

Собака была вполне заурядная, но Ульяна пришла в умиление. Она затащила собаку во двор, под крышу, тут же побежала домой и принесла печенье, все внимание переключилось на животное.

Ты хотела поговорить, напомнил Аксён. Но Ульяна была уже слишком занята, она уже думала — есть ли у собаки хозяева? Может, она потерялась и безутешные владельцы уже обыскивают город в поисках любимца. Но, скорее всего, бездомная — ошейника нет, и ребра торчат, значит, псинку вполне можно забрать себе. Конуру сделать легко, у отца как раз есть в мастерской доски и кусок рубероида…

Аксён слушал. Ничего не получилось. Ничего. Совсем. Он так долго собирался и все в пустую!

Он поплелся домой. В пленке, в фуфайке, в грязь и дождь. Деньги оставались, и можно было добраться до Ломов на костромиче, но Аксён отправился пешком. Шагать было тяжело и внутри что-то болело, и удивительно громко тикали часы и дрожали руки.

Его встретил старший брат. Смеялся, тыкал пальцем в ватник, они, конечно же, подрались.

Той же ночью собака притащилась за ним, в Ломы и стала жить. А его младший брат назвал ее Жужа. В чью-то там честь.

Озеро двигалось в темноте, шевелилось, старалось дотронуться до ног, проверить, убедиться, что все правильно… До берега было далеко, но Аксёну все равно казалось, что вода упорно обходит их справа.

Они сидели у костра. Улька держала в углях прутик, и когда он подгорал с кончика, выстреливала в темноту искру. В траве разгорался оранжевый фонарик, и Аксён представлял, что это эльфы зажгли огонек у своего домика. Улька стреляла еще, еще и еще и в сухой траве выстраивалась изогнутая сказочная улица.

Аксён следил за картошкой. Это была сложная задача, запечь картошку правильно, до рассыпчатости, но Аксён это умел. Они сидели давно, с сумерек и Аксён не хотел, чтобы наступило утро…

Сначала он решил, что это птица, ночная тварь, сова, или заблудившийся козодой, или летучая мышь, но крик повторился и Аксён узнал.

Тюлька.

Конечно же.

Аксён поднялся от костра, шагнул в лес, всего два шага, костер исчез, озеро исчезло, и она исчезла. Аксён шагал на голос, оглядывался и видел только ночь.