– Настырная ты, – со смесью неодобрения и восхищения уставился Григорий на меня в лифте.

– Приходится, – я с виноватой улыбкой пожала плечами и вздохнула.

– И какие у тебя на этот раз ко мне вопросы?

– Где, например, ты был вчера вечером? – Я пристально посмотрела на него.

Сами понимаете, каково мне было: вот так стоять в тесной кабине лифта с человеком, которого я все больше и больше подозревала и в убийстве собственной жены, и во вчерашнем покушении на меня. Между лопаток у меня струился холодный пот, руки-ноги окоченели, словно я провела на морозе нагишом несколько часов. Зато голова пылала и шумела, словно чан с кипящей жидкостью. Нервы были напряжены до предела. Я опять сжала рукой пистолет. Не проморгать бы того момента, когда Григорию вдруг придет мысль порешить меня прямо в лифте… А труп он куда денет? Вдруг на этаже люди… Ну, уж это слишком, прямо «Байки из склепа» какие-то! Тебе еще заботиться о своем трупе! Позаботься лучше о том, как им не стать, Бойкова. Вот здесь нужны и выдержка, и сноровка!

– Вчера вечером около семи я уехал к своим родителям в деревню. Не забывай, что случилось с моей женой, – с ноткой раздражения в голосе произнес Григорий. – Вернулся только что. Что тебя еще интересует?

Двери лифта плавно разъехались. Мы вышли. Григорий полез в карман за ключами. Я не сводила с него глаз: а вдруг он достанет нож? Но Береговской вынул из кармана небольшую связку ключей.

– Кто-нибудь это может подтвердить? – по-прежнему настороженно спросила я. Мой голос предательски дрогнул. Григорий с ядовитой усмешкой посмотрел на меня.

«С такой гримасой можно запросто порешить человека», – иезуитски шепнуло мне мое возбужденное сверх меры воображение.

– Подозреваешь меня в чем-то? – с затаенной враждебностью взглянул на меня Григорий и повернул ключ в замке.

– Просто уточняю кое-какие детали, – стараясь выглядеть как можно увереннее, сказала я.

Мы шагнули в прихожую. Чтобы занять выгодную позицию, я в спешном порядке сняла с себя пальто и, незаметно вытащив из кармана пистолет, сунула его в карман кофточки.

– Так ты думаешь, что Галину убил я? – В глазах Береговского закипела холодная ярость.

Он снял куртку и теперь стоял в прихожей и сверлил меня ненавидящим взглядом.

– Я ничего не думаю, – стараясь сохранять спокойствие и выдержку, тихо, но твердо произнесла я, – но чтоб тебя не томить, скажу, что вчера на меня было совершено покушение, и если бы не мое инстинктивное движение, я бы, наверное, пополнила коллекцию жертв разыскиваемого мной убийцы. Так что не ерепенься. – Я смерила его строгим взглядом.

На лице Григория можно было прочесть изумление. Только вот искреннее оно или наигранное? Я вглядывалась в его лицо и никак не могла понять.

Устав таращить глаза, он вошел в гостиную и остолбенел с открытым ртом.

– Черт! – ошарашенно вскрикнул он, резко оглянувшись.

Я последовала за ним и тоже растерянно остановилась у входа в гостиную, которая являла собой любопытное зрелище, – в ней царил страшный кавардак: одна из штор была сорвана, керамическая ваза, стоявшая на стеллаже, опрокинута, на полу – вода и упавшие цветы, резная шкатулка открыта и выпотрошена подчистую, книги и видеокассеты разбросаны. – Меня обокрали! – завопил Григорий. – Кто-то проник сюда и…

Он чуть не заплакал.

– Меня обокрали. – Он бессильно опустился на диван и принялся с каким-то комичным ожесточением ерошить свои короткие светлые волосы.

Я молча подошла к стеллажу, где валялась пустая шкатулка, и с интересом стала осматривать другие полки.

– Деньги! – заорал Григорий, вскакивая с видом умалишенного.

Он побежал в соседнюю комнату и вскоре вернулся оттуда, шатаясь и держась за левую сторону груди.

– Доллары! – хрипло произнес он и, сев в кресло, опустил голову на грудь. – Суки, высчитали!

– Что лежало в шкатулке? – холодно и деловито спросила я, не веря до конца эмоциональному потрясению Григория.

А что, если он сам инсценировал ограбление? А теперь разыгрывает тут передо мной жертву? Если так, то надо отдать ему должное – актерский талант налицо!

– Золотые кольца, серьги, кулоны – все, что было, – поникшим голосом произнес Григорий, – постой…

Он снова вскочил и ринулся в спальню.

– А шубы здесь, – облегченно сказал он, возвращаясь.

– Я смотрю, и техника вся здесь, – окинула я взглядом комнату, – телик, видео, аудио.

А что, может, потому и пропали только мелкие ценные вещи, что похититель – не кто иной, как хозяин квартиры? Крупные вещи проблематичней спрятать…

– А шубы какие? – спросила я издерганного вконец Григория.

– Норковая и соболья. И моя дубленка новая там. – Он приземлился на диван и опустошенно уставился на меня.

«Норковая и соболья, – мысленно повторила я, – неплохо».

– Но кто это мог быть? – с горячностью выкрикнул снова оживший Береговской.

– Понятия не имею, – я недоверчиво посмотрела на него и на всякий случай села в самое дальнее от дивана кресло, – а ведь шубы… Они новые или ношеные? Извини за такой меркантильный вопрос.

– Почти новые… Галина… – Он закрыл лицо руками и, как тогда, когда обнаружили его жену с ножом в спине, заплакал. Сначала глухо, потом надрывно.

«Склонен к истерии, – холодно поставила я диагноз, – но, с другой стороны, столько потрясений! А может, играет?»

– По предварительным подсчетам, – бесстрастно прикинула я, – если взять шубы и технику, то за них можно получить куда больше денег, чем за побрякушки.

Наверное, тон у меня был очень небрежным, если не сказать, пренебрежительным, потому что Григорий опять резко поднялся с дивана и принялся кружить по комнате, хватаясь за лоб руками, с ненавистью и досадой взглядывая на меня.

– Да что ты понимаешь, ты! – выкрикивал он. – Знаешь, какие это были драгоценности?

Его глаза лихорадочно горели, казалось, их сухой болезненный жар в один момент высушил обильно пролитые им слезы.

– Знаешь, что такое колье от Ван Клиф? – Он вытаращил глаза и стал рассекать воздух резкими жестами. – Коллекция «Сердца»? Знаешь? А браслет и часы из коллекции «Фасад»? А кольцо из «Эволюции»?

Я отрицательно покачала головой.

– Ну, тогда и молчи, – с какой-то сатанинской гордостью и мстительным злорадством потерявшего сокровище, но сумевшего утереть нос той, которая понятия о стоимости этого сокровища не имела и позволила себе снисходительно-небрежный тон, выпалил он, – всей твоей зарплаты…

Он захрипел, дернул за ворот рубашки, расстегивая верхнюю пуговицу. Мне казалось, что ему не хватает воздуха и он сейчас шваркнется в обморок.