Мемуары участников событий свидетельствуют о хаосе в системе государственного и военного управления, о неспособности высшего руководства держать ситуацию под контролем. «На огромной, занятой войсками Юга России территории власть фактически отсутствовала, — писал генерал П.Н. Врангель. — Не способный справиться с выпавшей на его долю огромной государственной задачей, не доверяя ближайшим помощникам, не имея сил разобраться в искусно плетущейся вокруг него сети политических интриг, генерал Деникин выпустил эту власть из рук». Учитывая сложный характер взаимоотношений между двумя генералами, обратимся к биографу главкома ВСЮР Д.В. Леховичу, который не разглядел в А.И. Деникине диктатора: «Когда же (с начала 1919 года) армия пополнилась огромным количеством мобилизованных офицеров, солдат и пленных красноармейцев, одного морального воздействия было недостаточно, ибо многие из них смотрели на гражданскую войну как на промысел, как на способ личного обогащения. А в твердом и суровом на вид генерале, чрезвычайно требовательному к себе, не оказалось и следа той особой черты характера, которая свойственна истинным диктаторам: расчетливо держаться за власть и подчинять своей воле окружающих людей ценой каких угодно принуждений и жестокости».

По устоявшемуся мнению, генерал А.И. Деникин был «узковоенным» диктатором, видевшим в диктатуре лишь переходную фазу, неизбежную в условиях Гражданской войны. «Хотя Деникин и очень порядочный человек, но, несомненно, узкий и никакого государственного масштаба не имеет… — писал о главнокомандующем ВСЮР полковник А.А. фон Лампе, — это не диктатор и не повелитель, это честный исполнитель, хотя бы и своих собственных решений, но и только».

Следует обратить внимание, что «государственного масштаба» не имел почти весь командный состав Добровольческой армии и ВСЮР, поскольку собравшийся на Юге России генералитет, за редким исключением, ранее не занимал высших руководящих должностей в военной иерархии распавшейся русской армии. Только два генерала — М.В. Алексеев и А.С. Лукомский — до 1914 года служили в Главном управлении Генерального штаба, в Первую мировую в разное время возглавляли штаб Ставки Верховного главнокомандующего. Генерал М.В. Алексеев со 2 апреля по 21 мая 1917 года был Верховным главнокомандующим Русской армии. По воспоминаниям полковника Б.С. Стеллецкого, генерал М.В. Алексеев «за целую жизнь не написал ничего; армейский офицер, не знающий ни одного иностранного языка, совершенно лишенный ораторского таланта, он питался идеями своего полкового товарища ген[ерала] Борисова — полусумасшедшего аскета, Алексеев не выносил людей с личным “я” и по силе возможности старался их удалить…» Генерал-майор М.А. Иностранцев также считал, что генерал В.Е. Борисов был при М.В. Алексееве «как бы негласным, безответственным советником…» Так или иначе, но проявить себя в годы Гражданской войны в качестве Верховного руководителя Добровольческой армии генерал от инфантерии М.В. Алексеев в полной мере не успел, т.к. скоропостижно скончался в октябре 1918 года от воспаления легких.

Генерал-лейтенант А.С. Лукомский, возглавлявший при А.И. Деникине военное и морское управление, а затем и правительство, новаторством не отличался, предложив, как следует из вышесказанного, передать функции контрразведки уголовно-розыскной части.

Как отмечают некоторые участники Первой мировой и Гражданской войн, у большинства генералов и старших офицеров русской армии традиционно отсутствовала инициатива, им были присущи следование шаблонам и инертность мышления. «Инициатива… в высшем командном составе отсутствовала, причем “чем начальники были старше, тем менее они проявляли инициативы, боясь принять на себя самостоятельное решение”, и это было прямым следствием особого подбора людей, — писал будущий начальник штаба ВСЮР, а в 1912 году — старший адъютант штаба 13-й пехотной дивизии капитан П.С. Махров, местами цитируя К. Гольца. — Люди с сильным характером, люди самостоятельные, к сожалению, во многих случаях в России не выдвигались вперед, а преследовались: в мирное время такие люди для многих начальников казались беспокойными, казались людьми с тяжелым характером и таковыми аттестовывались. В результате такие люди часто оставляли службу. Наоборот, люди без характера, без убеждений, но покладистые, всегда готовые во всем соглашаться с мнением своих начальников, выдвигались вперед…»Данную точку зрения разделял и генерал-майор Е.И. Мартынов, считавший, что самостоятельность могла «…испортить нормальную карьеру офицера Генерального штаба…» Поэтому не было ничего удивительного в том, что в мирное время по служебной лестнице в русской армии более успешно продвигались слабохарактерные, покладистые, соглашавшиеся с мнением начальства офицеры. Такая ситуация не способствовала росту профессионализма командных кадров. Вот какую картину повседневной жизни армейского полка начала XX века и ее влияние на офицеров описал в своем дневнике будущий генерал В.И. Селивачев: «Штаб-офицеры — слепые исполнители воли к[оманди]ра [полка] без отговорок, но и без разума. Не читая ровно ничего по своему ремеслу, не интересуясь безусловно военной наукой, а вернее, даже и не зная, есть ли такая, они служат лишь для того, чтобы получать жалованье, а дождавшись предельного возраста, выйти в отставку. Да и немудрено — штаб-офицерский чин достается им уже на склоне лет, когда ум перестает работать, да и интерес к делу и самосовершенствованию пропадает… Ни талант, ни работа, ни способности, ничто не может выделить офицера — все вешай на крюк терпения и количества лет службы!!!» Ни талант, ни способности офицеров в мирное время не были нужны их командирам, поскольку их карьера зависела не от результатов ратного труда воинского коллектива, а от субъективного отношения к ним вышестоящих начальников. Зачем рисковать карьерой ради введения каких-либо новшеств, если можно было услужливостью, покладистостью и соглашательством достигнуть значительных служебных высот. «Дух почина, а тем более — дерзания, чужд современному русскому интеллигенту», — писал генерал-лейтенант В.Е. Флуг, отнеся к интеллигенту офицера. И вот эти типичные черты русского интеллигента, как деликатно отмечает Д.В. Лехович, мешали А.И. Деникину «стать подлинным вождем». Генерал В.Е. Флуг в 1937 году писал генералу В.В. Чернавину о способностях А.И. Деникина, которых не хватало для поста главнокомандующего, «а тем более для главного начальника или диктатора обширного края». Генерал В.В. Чернавин не видел в А.И. Деникине «данных стратега». Генерал П.С. Махров высказался о главкоме ВСЮР более корректно: «Он был только солдат, но не был политиком».

Более резкую и малоприятную оценку всем белогвардейским генералам дал эсер Б. Соколов: «Условия Гражданской войны требуют от ее вождей тех качеств, которыми генералы отнюдь не обладали: они требуют широкого ума, умения понять интересы и желания населения, умения повести их за собой — и все это наряду с существенно необходимым талантом стратегическим».

Из многочисленных свидетельств участников Гражданской войны можно прийти к выводу; что бывшие царские генералы и офицеры были готовы идти на смерть, но не сумели в сложной социально-политической и экономической обстановке повести за собой народ, не смогли ему предложить ничего, кроме лозунгов: «Бей большевиков!», «Даешь единую и неделимую!». Таким образом, менталитет белых лидеров оказался не только «недостатком в борьбе, бывшей политической по своей сути» (П. Кенез), но и отразился на формировании и развитии спецслужб всех белогвардейских правительств и армий. Не утруждая себя инновационными подходами, генералы и офицеры создавали разведку и контрразведку по лекалам распавшейся русской армии, тем самым повторяя ошибку, допущенную основателями контрразведки в 1910 году, закрепив ее за военным ведомством.