Водка горячо провалилась внутрь. Сразу стало легко и свободно. Матвей посмотрел на пистолет в руке и усмехнулся. В подвале стало так тихо, что звуки капающей воды казались оглушительными. Второй привязанный мужчина стал быстро что-то говорить на незнакомом языке, Алтын рванулся вперед и закричал, что всех-всех убьют. Он быстро, боясь, что его прервут, что он не успеет все сообщить, перечислял способы известных ему казней и пыток, которыми будут подвергнуты все присутствующие здесь, и все слушали, пока Матвей, особенно не целясь, быстро выстрелил четыре раза.

Пули прошли с двух сторон головы каждого, задели уши и ударили в бетон. Потом Матвей «сжег» оставшиеся патроны, стараясь, чтобы пули ложились как можно ближе к головам, возможно задевая кожу.

Оба парня повисли на своих наручниках, головы их были в крови, они были оглушены. Сначала думали, что они убиты, но, когда проверили результаты, выпили еще раз за мастерство вообще и мастерство Матвея в частности. Его поздравляли, он чувствовал, что опьянел, но что ему и легко, и приятно. Даже братья Свиридовы уважительно пожали ему руку.

Так Матвей познакомился с клубом «Русалка» и его обитателями. Так началась для него новая жизнь, изменившая и его самого.

Закрыв за собой дверь клуба, Света некоторое время стояла на крыльце, не зная, куда идти. Зачем и вообще чем занять еще один длинный, пустой день? Негр-привратник, которого все называли Петей, но у которого было и другое, настоящее, совершенно непроизносимое имя, все еще курил возле ступеней. Погода, с утра пасмурная, дождливая, сейчас стала лучше. Сквозь плотные слои облаков кое-где уже начинало синеть. Света вздохнула и, так и не решив, куда ей надо идти, лениво направилась к станции метро.

Весной, благополучно окончив восьмой класс, она на лето осталась в Москве и была полностью предоставлена самой себе. Она так сама решила. И это не потому, что поехать ей было некуда, нет, отец предлагал на выбор молодежные турлагеря у нас и за границей. Она могла отправиться в Европу, или посетить Америку, или остаться где-нибудь на Черноморском побережье, где уже успели организоваться разного рода учреждения для активного отдыха.

Отец Светланы, Павел Андреевич Кудояров, разбогател недавно, всего пару лет назад. Когда-то он был спортсменом, мастером спорта по бегу на длинные дистанции, потом — обычным инженером в НИИ легкой промышленности, но с началом перестройки уволился, стал работать «челноком». Он ездил в Польшу и обратно, потом в Турцию и обратно, привозил товары и был доволен.

Однажды, встретив приятеля из Спорткомитета, разговорился, зашел в гости. После этого судьба его кардинально изменилась: он стал уже не сам по себе, а был приобщен к спортбизнесу. Он продолжал возить товары из-за границы, но уже большим оптом, и это был не просто «ширпотреб» — спиртное и сигареты.

Деньги потекли рекой.

Надо еще добавить, что жену и маму они со Светланой потеряли семь лет назад, потеряли глупо, странно. Она пошла к подруге-стоматологу лечить коренной зуб, а та предложила применить общий наркоз чтобы не мучиться.

Мама Светланы всегда была на редкость здорова, и зубы пришла лечить в первый раз. Согласившись на общий наркоз, она заснула, но проснуться уже не смогла: у нее была какая-то редкая несовместимость.

С тех пор отец и дочь жили друг для друга… пока не началось время перемен. К тому времени закончилось ее детство; она прожила его, словно летний теплый день, памятной быстрой и яростной грозой, после которой так и не прошел страх. А потом начались неясные томления, предчувствие перемен и ожидание, ожидание…

Зарождению всех этих ожиданий предшествовал один незначительный вроде бы случай. Как-то у подруги на дне рождения, празднично оживленным дачным окружением — соснами, близким прудом, — выскочили ночью полюбоваться звездным небом — огромной черно-синей бездной с набрызгом золотых звездных слез, сквозь которые тихо плыли редкие светлые облака. И было так красиво, так дивно, страшно и весело наблюдать за небом, ощущая рядом друзей, а еще приехавшего из Киева двоюродного брата именинницы — Мити, студента первого курса, красивого и молчаливого молодого человека, весь вечер не отходившего от нее. Тогда он и поцеловал Светлану: сначала в шею, потом, когда она повернулась к нему, в приоткрытые губы…

Митя уехал на следующий день. Он исчез, не оставив в памяти ничего, кроме прикосновения своих губ, а еще — какой-то новой тяжести в душе — душной, мечтательной, бесформенной.

Все в Светлане как-то стронулось с этого дня, было мучительно осознавать в себе нечто неподвластное, нечто, пробуждавшееся по ночам, наедине, а то и в самое неподходящее время. Она издергалась, стала порывистой, часто ненавидела себя до отвращения и все чаще замечала внимание парней и взрослых мужчин. Со всем этим свыкнуться было невозможно, невозможно, но ожидание чего-то неосознанного лишь усиливалось в ней.

Света очнулась от своих мыслей; возле нее у тротуара притормозила синяя «Тойота», приоткрылась дверь, и из глубины кто-то неясный весело проговорил:

— Не хочешь покататься, красавица?

Света быстро шла по асфальту, ловко лавируя между прохожими. Из киоска по продаже видеозаписей гремели вопли Киркорова. Она вспомнила парня с добрым и простым лицом, которого провожала в клуб, и пропела под мелодию песни пугачевского мужа:

— Все равно, все равно, все равно!

Замок не поддался ключу. Света пошевелила ключом в замочной скважине, толкнула дверь и, уже понимая, что все это значит, стала яростно давить на кнопку звонка. Некоторое время за дверью ничего слышно не было, потом появились признаки жизни: что-то звякнуло, скрипнуло, пронеслось — и замок щелкнул, открываясь.

Света увидела то, что и готова была увидеть: за дверью, закутавшись в халат и выставив на обозрение худые волосатые икры, стоял ее родной отец, Павел Андреевич Кудояров. И, конечно, слегка навеселе. Сделав страшные глаза, спросил:

— Ты чего так рано? Я думал, что ты от тетки приедешь только к вечеру.

— Переночевала и довольно. Что мне там, прикажешь, целый день проводить? — сердито крикнула она. Потом, не дожидаясь ответа, прошла в коридор, слегка оттолкнув отца. — Опять ты за старое, — с отвращением и тоской сказала Света. — Ты же говорил, что у тебя вечером будет деловая встреча, что надо без посторонних ушей обсудить важные дела. Вот какие у тебя дела!

— Ну Светик! Неужто ты не понимаешь, дело же житейское. А если бы я знал, что ты придешь так рано, я бы того…

— Чуть я за дверь, а ты!.. Как ты можешь, здесь же мама жила!

Глаза Павла Андреевича сразу погасли, пьяные смешинки исчезли, и Свете сразу стало его жалко. Девушка повернулась и прошла к себе в комнату.

Отца она продолжала любить. Вернее, между ними никогда не прерывалась эта невидимая глазу нить, укрепившаяся еще в те дни, когда, осиротев, они лишь друг в друге могли найти утешение. Надлом произошел в Павле Андреевиче не так давно, с тех пор, как он стал через свою фирму пропускать идущие из-за рубежа беспошлинные спиртное и сигареты. Таможенные льготы спортсменам исправно продлевались, так что этим кормились многие. Вдруг потекли Павлу Андреевичу на счета деньги, о которых совсем недавно он мечтать не мог. Что с ними делать, вот так сразу он решить не мог.