Подобная точка зрения на финансы как на сектор, стратегически важный для экономики, укреплялась вместе с изменениями в статистической методологии. Первоначальный вариант СНС 1953 г. показывал, что финансовые услуги вносят отрицательный, либо небольшой положительный вклад в ВВП. Финансовая деятельность была более или менее «непроизводительной», поскольку процентные потоки средств, сегодня включаемые в понятие FISIM, в общем рассматривались в качестве промежуточного потребления финансового сектора и, как следствие, вычитались из стоимости, добавляемой данным сектором к ВВП. В США в период с 1947 по 1993 г. чистые процентные платежи за финансовое посредничество (иначе называемые «вмененными платежами за банковское обслуживание», IBSC) трактовались как затраты, потребляемые в остальных секторах экономики. С таким подходом согласились все страны мира, принявшие СНС в редакции 1968 г., где ISBC

Великобритания приняла этот стандарт в 1973 г., Франция в 1975 г. Благодаря этому изменению финансовый сектор постепенно начал превращаться из непроизводительного в производительный. Новая редакция СНС 1993 г. усилила тенденцию к пересмотру роли финансов. В своем исследовании, посвященном международному банковскому делу, Бретт Кристоферс пишет: «Вместо того чтобы рассматривать займы и кредитование банками как единое целое, как единый портфель услуг, ценность которого можно отыскать, вычтя из процентов, полученных по портфелю, проценты, уплаченные по нему, СНС 1993 г. разделяет две функции и определяет каждую из них в качестве независимой и производительной, имеющей отдельный, поддающийся измерению выпуск»[98]. По иронии судьбы, впервые эта концепция FISIM была полностью реализована лишь в 2008 г. Национальной статистической службой Великобритании[99]. Масштаб нововведения было трудно переоценить. Теперь финансы представали типичным видом экономической деятельности: точно так же, как промышленное предприятие использует сырье и превращает его в продукцию с возросшей ценностью, банки превращают безрисковую ставку в рискованную, принимая на себя риски и оказывая услуги конечному владельцу денег – кредитору, равно как и их получателю – заемщику. Но это полнейший абсурд – за окном бушевал крупнейший за десятилетия финансовый кризис, а статистика ВВП уверяла, что финансовые услуги цвели буйным цветом. Ошибочность подхода бросалась в глаза. Экономисты бросились придумывать, как скорректировать FISIM так, чтобы учесть в нем увеличение рисков, принимаемых на себя банками. Несомненно, последуют и другие рекомендации по исправлению этой концепции.

Но сущностные вопросы остаются нерешенными – нужно ли вообще включать финансы в ВВП и что подразумевается под «производительной» деятельностью. В заключительной части данной главы рассматриваются некоторые проблемы, связанные с «производительностью» и, что более важно, задается вопрос, что же такое экономическая ценность. Финансовый кризис заставил многих усомниться в важности исключительно денежных величин, измерению которых и служит ВВП. В их глазах финансовый сектор – это символ того избыточного внимания, которое уделяется обществом развитию одних видов деятельности в ущерб другим. Кризис способствовал возобновлению старой дискуссии о том, нужно ли полагаться на измерение ВВП и обращающегося на рынке выпуска или же вместо этого следует искать способ измерить благосостояние и благополучие общества.

Как говорилось в гл. I, Адам Смит считал все виды услуг «непроизводительными», в том числе, разумеется, и банковские. В своей книге о роли финансового сектора в экономике Бретт Кристоферс пишет: «Главная проблема не в том, что имеющиеся способы измерения производительности несовершенны, а в самой нашей одержимости вопросом, что является производительным, а что – нет»[100]. В сущности, показатель ВВП позволяет уйти от этого противопоставления производительного и непроизводительного, поскольку включает все, за что люди платят деньги, и их готовность платить служит оценкой производительности (хотя, конечно, можно вообразить и другие способы оценки, отличные от денежных). Но в таком случае, как и в других аналогичных, когда статистики и политики стремятся отнести к числу экономических виды деятельности, напрямую не оплачиваемые людьми, – например, финансовые услуги или же услуги государства, финансируемые из налогов, – возникает целый ряд практических трудностей. В XVIII и XIX вв. экономисты не ломали себе голову, раздумывая, как включить в национальный доход государственные расходы и банковскую сферу; сегодня же необходимость их учета не вызывает сомнений у экономистов.

Ричард Стоун, один из отцов-основателей национального счетоводства, предельно откровенно высказался о произволе, на котором основано включение или невключение того или иного вида деятельности в ВВП: «Метод, при котором коммерческие товары оцениваются по рыночной цене, государственные услуги – на основе издержек, а деятельность домохозяйств оставляется без внимания, принят не по каким-то принципиальным соображениям, а только из практического удобства. Следовательно, аргументы в его защиту должны носить всецело практический характер»[101].

Воображаемая черта, отделяющая производительную деятельность от непроизводительной, называется «границей сферы производства». В реальном мире четкого разделения мы не найдем, поэтому, решая, где провести границу, мы действуем произвольно, и часто тут главный довод – это удобство. Но надо понимать, что, проведя границу, мы наделяем одни сферы высоким статусом «производительных», включенных в ВВП, а другие лишаем этого статуса. По наблюдению Кристоферса, «статистика национальных счетов, придающая экономическому выпуску численное измерение и, что еще важнее, позволяющая расположить сектора на ступеньки относительного рейтинга – “такой-то сектор составляет половину экономики, а такой-то всего лишь четверть”, – загоняет нас в плен наших собственных пристрастий»[102].