предположим, что офицер вермахта не должен быть слишком начитанным, но что-то же он читать должен? Хотя бы Карла Мея, которого так любил фюрер. Разве чтения "нескольких романов в дешевых изданиях" было достаточно, чтобы поддержать разговор? Ну представьте себе беседу двух офицеров, один из которых читал только и исключительно "Записки майора Пронина"!

Т. Гладков изо всех сил стремится обойти это неразрешимое противоречие и помещает Н.И. Кузнецова в лагерь немецких военнопленных, с которыми тот моментально сошелся, “на удивление легко и естественно”.

Для лучшего ознакомления с бытом и нравами вермахта было решено заслать  Кузнецова на своеобразную стажировку в среду немецких военнопленных. Под Москвой, в Красногорске, находился центральный лагерь немецких пленных № 27/11. В одном из офицерских бараков и объявился однажды с очередной партией пехотный лейтенант.

…..

Насколько вжился Кузнецов в роль немецкого офицера, говорит такая парадоксальная история, рассказанная автору Окунем. В лагере было создано нечто вроде самодеятельной театральной студии. Руководил ею офицер, призванный из запаса, по гражданской профессии — режиссер одного из берлинских драматических театров. Кузнецов ходил в студию на занятия, разучивал  стихотворения Гете и Шиллера. И как-то на репетиции раздосадованный бездарным чтением какого-то студийца, режиссер прервал его на полуслове:

— Берите пример с этого господина, — он указал на Кузнецова, — у него классическое литературное произношение!

…..

Пребывание в лагере сослужило Николаю Ивановичу хорошую службу еще в одном отношении. От своих временных соседей он услышал и, разумеется, намертво запомнил жаргонные словечки и выражения, которых не сыщешь ни в каком словаре, но употребляемые в обиходе и солдатами и многими офицерами. Как всякий фольклор, они были меткими  и выразительными. «Волынская лихорадка» — засилье вшей в окопах. «Швейная машинка» — русский легкий самолет У-2. «Штука» — пикирующий бомбардировщик Ю-87. Партийных бонз за горчичного цвета с золотым шитьем форму называли «золотыми фазанами». Ротный фельдфебель — это «шпис». Партийный значок, круглый, красно-белый с черной свастикой в центре — «бычий глаз». Медаль «За зимний поход на Восток» на багрово-красной ленте солдаты непочтительно, но очень точно именовали «мороженое мясо».

Оставим на совести автора "самодеятельный театр" в советском лагере для военнопленных 41 года. Может, и были созданы в этот страшный год для врагов такие прекрасные условия, но что-то слабо верится. Интересно другое: автор действительно считает, что вот так вот можно было изучить армейский жаргон, армейские сокращения, понять из контекста, кто такие "золотые фазаны" или " шписы "? С нуля? Без подготовки? Не задавая наводящих вопросов ?  И никто не раскусил "осторожно державшегося " пехотного лейтенанта?

Про пребывание в лагере пишет и Г. Куета:

Кузнецов предстал перед «соотечественниками» в мундире офицера люфтваффе. …. Лагерь для Николая Ивановича стал незаменимой школой. В отличие от разных спецкурсов и чтения немецкой литературы он давал прекрасные живые уроки, на которых помимо конкретных сведений о Германии, ее вооруженных силах Кузнецов усваивал весьма важные для него «мелочи»: подробности боевых эпизодов, тонкости взаимоотношений военнослужащих, жаргонные выражения и тому подобное.

Обратили внимание? У Гладкова “легенда” внедряется в лагерь как “пехотный лейтенант”, у Куэты - офицер Люфтваффе. Кому верить? Судя по всему - никому. Вот что пишет другой биограф Н. Кузнецова - С. Кузнецов, приводя в своей книге рапорт легендарного разведчика:

“ .... в сентябре 1941 мне было заявлено, что ввиду некоторой известности моей личности среди дипкорпуса держав оси в Москве до войны, во избежание бесцельных жертв посылка меня к немцам пока не является целесообразной. Меня решили тогда временно направить под видом германского солдата в лагерь германских военнопленных для несения службы разведки… 16 октября 1941 г. этот план был отменен , и мне было сообщено об оставлении меня в Москве на случай оккупации столицы германской армией ”.

Кстати, приводя этот рапорт в своей монографии, Т. Гладков не стал заморачиваться и просто выбросил текст, выделенный жирным шрифтом. Зато вставил точный номер и адрес лагеря для военнопленных, в котором, похоже, Кузнецов не был вообще. Вот поди теперь и разберись, кто сообщает верные сведения: то ли был Кузнецов в лагере немецких военнопленных, то ли не был. Скорее всего, вся эта история с лагерем, театром и жаргоном - чистая мистификация, желание как можно сильнее приукрасить образ легендарного разведчика, не обращая внимания на то, что тем самым полностью его дискредитируют.

Дальше-больше: автор ов  заносит в чистую литературщину. Осенью 41 года Николай Кузнецов встречается с братом Виктором.

Долго и откровенно Виктор рассказывал о больших потерях Красной Армии убитыми, пленными, о преимуществе врага в авиации, танках, автоматическом оружии, в организации и порядке. Однако не сомневался, что скоро немцев остановят, а там и назад погонят. Приводил примеры мужества и стойкости красноармейцев, всенародного сопротивления оккупантам, ему уже пришлось встречаться на долгом пути к фронту и с партизанами. Сам Виктор сумел сохранить в этой сложной и опасной обстановке и оружие, и партийный билет.