заниматься со специалистами по лингвистике немецкого языка в его нижне и верхне прусских диалектах, чтобы не дай бог их не спутать, чтобы не прорвался хорошо узнаваемый австрийский акцент,   с которого, как нас уверяют, он и начал интересоваться этим весьма необычным и крайне разнообразным языком.

Но я повторю: допустим.

И снова обратимся к статье Ю. Райхеля, который очень четко выразил вторую нестыковку в образе "легенды советской разведки" – для того, чтобы выдавать себя за немца, мало просто в совершенстве знать язык.

Чтобы быть или казаться немецким офицером, нужно иметь привычки немца, его ментальность. В случае Кузнецова, он мог быть сыном помещика или управляющего поместьем. Это особая каста, со своей культурой, устоями и представлениями. Такое не изучается, а воспитывается годами в школе, университете, передается от родителей, родственников, знакомых, воспринимается в детских играх. Как говорят англичане, если хотите иметь леди, то начинать надо с бабушки. К прусским помещикам это относилось в полной мере.

Иностранец всегда отличается, не только по языку, а по привычкам и поведению, манерам и многому из того, что в быту не замечается, но бросается в глаза при нарушении или отличии. Именно поэтому чаще всего разведчики легендировались в стране командировки как иностранцы, тогда их незнание местных реалий не вызывало подозрений.

Кроме того, чтобы получить звание обер-лейтенанта, нужно было окончить военное училище и пройти необходимую подготовку. Кузнецов не то, что в немецкой, даже в советской армии никогда не служил. Соответственно необходимой выправки не имел. Этот факт должен был сразу же броситься в глаза первому встречному немецкому офицеру.

Во время войны американская контрразведка разоблачила глубоко законспирированного агента абвера. Когда он стрелял из пистолета, то становился в стойку немецкого офицера. И это было замечено с соответствующими последствиями.

Один отлично подготовленный агент провалился на незнании привычек профессора, у которого он по легенде учился. Он знал, что профессор курил, но не знал, что курил именно папиросы. В Германии это было редкостью, а профессор был большим оригиналом.

Кроме всего этого разведчик обязан знать вещи, которые безусловно знает и на которых рос каждый ребенок. Представьте себе шпиона, выдающего себя за исконно русского человека, который не знает кто такой Чебурашка или кто такой Буратино? Незнайка или Волшебник изумрудного города? Прочитать эти книги, конечно, можно, но нельзя прочитать все книги детства. Как нельзя не держать в памяти трех животных которые вели программу "Спокойной ночи, малыши" или музыкальную заставку к передаче "В гостях у сказки". А если шпион выдает себя за украинца, то может проколоться на незнании Деда Панаса или Барвинка. Да мало ли таких культурных кодов, которые не знать - невозможно.

И когда Пауль Зиберт вел задушевные разговоры с офицерами вермахта, то наверняка говорили они не только  о военных тайнах, которые немецкие офицеры почему-то   немедленно выбалтывали мало знакомому обер-лейтенанту, а и вспоминали тихую мирную жизнь в старой доброй Германии. И вот тут-то прокол мог стать неминуемым.

Впрочем, Т. Гладков, как и остальные биографы, настолько противоречит сам себе, что даже не замечает этого. Мы об этом уже говорили, но давайте п роцитируем еще один пассаж из его книги про  деятельност ь  агента в Москве.

Гражданин Рудольф Вильгельмович Шмидт на самом деле нигде не работал, так называемому бронированию от мобилизации в Красную Армию не подлежал. Между тем по всему городу денно и нощно ходили группами по трое вооруженные комендантские патрули, они имели право проверять документы не только у подозрительных лиц, но вообще у всех мужчин призывного возраста. Если у них не оказывалось в военном билете отметки о бронировании (таковые ставились незаменимым специалистам и высококвалифицированным рабочим оборонных заводов), задержанных незамедлительно препровождали  в ближайший призывной участок. Гражданин Шмидт, как этнический немец, вообще мог быть подвергнут депортации далеко на Восток.

Контрразведке пришлось предпринять необходимые меры, чтобы обезопасить Кузнецова от подобных неприятностей, да и пайком обеспечить.

Биограф забыл, что ранее он утверждал, что в паспорте Шмидта стояла отметка о бессрочном освобождении от военной службы по медицинским показаниям. Так б ывает, когда создаешь легенду .   В ообще, чего только не бывает с писателями.

А вот дилетантизм работников НКВД вызывает оторопь. То есть, с началом войны Кузнецов по-прежнему выдавал себя за немца? В Москве? Без брони? Боюсь, что в советской разведке сидели не такие идиоты, какими их пытается представить автор. Но и это противоречие легко разрешается, если представить, что Рудольф Шмидт   и был этническим немцем! Но  не будем забегать вперед, продолжим разбор полетов. Отметим только, что автор не сообщает нам, как конкретно контрразведка обезопасила Кузнецова.

Более того, Кузнецов (который теперь Шмидт) совершенно беспечно встречается со старыми знакомыми. И э то страшно засекреченный контрразведчик, которого от собственных