паука. Волоски были такие тонкие, такие мелкие, что их почти не было видно.

Но паук в верхней части листа, казалось, поёжился и зашевелился.

– Вау, – изумилась я.

– Всё дело в деталях, – сказала мисс Беккет, – они оживляют рисунок.

Я кивнула.

Она вернула мне карандаш.

– Попробуй, мой будущий художник.

Я склонилась над листком. Я добавила тончайшие, мельчайшие волоски на одну из лапок паука, того, что на краю листа, в нижнем углу.

Это сработало. Я провела рукой по рисунку и практически ощутила волосатые тельца пауков.

Прозвенел звонок. Перед тем как отправиться на обществознание, я убрала рисунок в свой шкафчик. Я несла его в руках, а не в рюкзаке, потому что не хотела его помять. Я схватилась за замок и ввела свою комбинацию – 13–31–13. Я изменила её в тот же день, когда выбрала имя Сапфира.

Я потянулась вверх, положила рисунок на верхнюю полку и со щелчком закрыла шкафчик.

Когда уроки закончились, я вернулась к шкафчику, чтобы взять свой рисунок. Подходя к нему, я замедлила шаг.

Я почувствовала что-то в коридоре.

Это было какое-то неприятное чувство. Шевеление на коже, в воздухе, повсюду. У меня в голове возникла картинка тонкой паутины, перебирающих лапок и кусающих клешней.

«Мои пауки», – подумала я.

Я подошла к своему шкафчику. Казалось, меня окутал холод, словно я шагнула в паутину. Я потянулась к замку, чтобы ввести свою комбинацию, и жутковатое чувство нарастало.

Я отдёрнула руку от шкафчика.

Я вспомнила, что сказала мисс Беккет.

«Всё дело в деталях, они оживляют рисунок».

В моей голове мелькнула мысль.

«Нет», – сказала я себе. Это было слишком странно. Слишком нереально.

Я ввела свою комбинацию 13–31–13. Я потянулась к металлической защёлке и открыла дверцу.

Я отпрянула.

В моём шкафчике были пауки. Три штуки – размером больше четвертака. Они висели на тонкой паутине чуть ниже крючка для одежды. Они перебирали лапками и направились к открытой дверце.

Я попятилась.

Я видела их странные глаза, крошечные искривлённые лапки и острые изогнутые жвала. Они обогнули дверцу шкафчика и поползли вверх по стене.

Я потеребила серёжки.

Как это произошло?

Мысль, возникшая у меня раньше, снова промелькнула, но я отмела её.

Пауки, наверное, заползли внутрь через щёлки в дверце шкафчика. Может быть, они увидели мой рисунок, когда я несла его по коридору, и подумали, что мои пауки настоящие.

И всё же, я сунула руку в шкафчик и схватила рисунок с верхней полки.

Прежде чем взглянуть на него, я заправила волосы за уши. Я подняла рисунок перед собой.

Мои три паука были там, где я их нарисовала. Один – наверху листа, ещё один – у края, а последний – в нижнем углу.

Я вздохнула.

Всё в порядке.

* * *

В тот вечер я сидела на кровати и думала о своих пауках.

Не тех, что были в моём шкафчике. Тех, что я нарисовала. Я подумала о том, что сказала мисс Беккет, когда увидела мой рисунок.

«У меня в классе никто раньше не рисовал пауков».

От этой мысли мою грудь заполнил тёплый пузырь.

Я становилась Сапфирой.

«Каких ещё животных нарисовал бы единственный в своём роде художник?» – размышляла я.

Не кошку или собаку, очевидно. И не кого-нибудь милого. Не кролика. Не лошадь. И не оленя.

«А может, скорпиона? – пришла мне идея. – Или дождевых червей? Или угрей?»

Я достала альбом для рисования и карандаш. В моей комнате раздался тихий гул. Я посмотрела вверх.

Там, вокруг моей лампы порхал мотылёк.

«Мотылёк», – озарило меня. Готова поспорить на что угодно, что в классе мисс Беккет никто раньше не рисовал мотыльков.

Поэтому, когда мотылёк в моей спальне наконец угомонился и уселся на стену рядом со мной, я перелистнула на чистый лист бумаги.

Я начала рисовать.

Мотылёк на моей стене был покрыт крошечными крапинками. Его форма отличалась от формы бабочки. Он был у´же и длиннее, и у него были длинные усики. Эмма Дэвис, прежняя я, рисовала десятки бабочек.

Но это было другое.

«Смотри внимательнее», – приказала я себе.

Как говорит мисс Беккет, всё дело в деталях, они оживляют рисунок.

Я прищурилась. Крылья мотылька были потрёпаны на краях, как будто они износились от времени.

Такими я их и нарисовала.

Мотылёк замер на стене. Будто позировал специально для меня.

Спустя больше часа у меня получилось. Идеальный мотылёк в мельчайших деталях.

Я подписала своё имя – своё новое имя – внизу листа.

Сапфира Дэвис.

На следующее утро, перед началом уроков, я положила альбом в шкафчик.

Я пораньше ушла с обеда, чтобы взять его перед уроком рисования. Я хотела показать своего мотылька мисс Беккет, чтобы она сказала, что в её классе никто прежде не рисовал ничего подобного.

Подходя к шкафчику, я замедлила шаг.

Я снова что-то почувствовала.

Как тогда с пауками.

Только на этот раз это было что-то другое. Чувство внутри меня было трепещущим, порхающим. У меня в голове возник образ длинных усиков и потрёпанных крыльев.

«Мой мотылёк», – пришло мне в голову. Я схватилась за замок и ввела свою комбинацию. 13–31–13. Как только я распахнула дверцу шкафчика, оттуда выпорхнул мотылёк.

Он пролетел мимо моего лица и метнулся дальше по коридору. Его заметили и другие ребята. Кто-то показывал пальцем. Дилан Джонсон подпрыгнул и попытался поймать его.

Я наблюдала, как он вихлял по коридору, пока не скрылся за углом.

У меня к горлу подступил комок.

Вчерашняя мысль вкралась мне в голову.

«Нет, – отмахнулась я, – пауки и мотыльки повсюду». Они пробираются в кабинеты рисования, спальни и школьные шкафчики.

Так ведут себя все насекомые.

Поэтому я схватила свой альбом и направилась на урок рисования.

* * *

В тот день мисс Беккет объявила наш последний проект.

– На этой неделе, – сказала она, – вы будете рисовать автопортрет.

«Автопортрет», – эхо раздалось у меня в голове. Флуоресцентные лампы в кабинете рисования, казалось, загудели громче.

Я подумала о пауках и мотыльке в моём шкафчике.

– Ваш автопортрет, – продолжала мисс Беккет, – должен быть чем-то совершенно уникальным, чем-то, что можете создать только вы, чем-то, что отражает вашу… сущность.

Я потеребила серёжки.

«Моя сущность», – задумалась я. Мне нужно было запечатлеть её.

Так что на следующие несколько дней я выбросила из головы пауков, мотылька и свой шкафчик и только рисовала.

Остальные ученики – Оливия Гонсалес, Эмма Грин и Дилан Джонсон – нарисовали только свои лица, крупным планом, как на школьной фотографии.

Я сделала по-другому.