И я благодарен ей за скромность. Смотрю на трибуны и вижу отцов, что наблюдают за детьми. Не хочу даже думать о том, что они могут смотреть на нее. Ей незачем устраивать для них шоу.

Я опять перевожу глаза на Райен и вижу, как она улыбается детям.

– Какие вы все молодцы! – Она идет вдоль дорожки, давая пять каждому, а потом останавливается напротив последней малышки и спрашивает: – Центрифуга или бомбочка?

– Центрифуга! – взвизгивает веснушчатая девочка.

Райен берет ее на руки, кружит и бросает в бассейн, а малышка зажмуривается и хохочет.

– Вж-ж-ж, вж-ж-ж, вж-ж-ж, – имитирует Райен звук стиральной машины.

Я делаю глубокий вдох, осознав вдруг, что на минуту перестал дышать.

– Я! Теперь я! – машет руками и кричит следующий ребенок. – Бомбочка!

Райен поднимает его над водой. Оказавшись в воздухе, малыш на секунду зависает в полуметре над водой и шлепается обратно, обрызгав всех вокруг.

Я отвожу глаза, напоминая себе, что мне наплевать. Стою тут с Дейном и жду, когда она закончит с детьми. Как только она передает их родителям, подхожу к скамейке, возле которой она вытирается.

– А я-то думал, что ты ешь детей, – улыбаюсь я, протягивая ей тетрадку.

Она сбрасывает полотенце, берет дневник, открывает его и пролистывает.

– Ну, я люблю немного поиграть с едой, прежде чем съесть.

Она внимательно просматривает дневник, наверно, проверяя, все ли на месте.

– Я не вырывал страницы, – заверяю ее я.

– А откуда мне знать, что ты не сделал копию?

– Оттуда, что я не играю с едой, прежде чем ее съесть.

Стоящий в сторонке Дейн наигранно кашляет и говорит вполголоса:

– Я подожду на парковке. Не спеши.

Он выходит из зала через заднюю дверь, вслед за родителями и детьми. Райен убирает дневник в сумку, берет полотенце и продолжает вытирать ноги. Ее лифчик, в отличие от купального костюма, отнюдь не консервативен. У нее крепкие, гладкие загорелые ноги. Капли воды на бедрах заставляют мое сердце биться чаще.

Она понимает, что я не спешу уходить, и сердится.

– Ну? – бросает она. – Теперь можешь идти.

Я убираю руки в карманы.

– А с чего бы мне уходить, куколка? Здесь так жарко в твоем присутствии.

– Почему ты постоянно называешь меня «куколкой»?

Делая вид, что не услышал вопроса, я смотрю ей прямо в глаза. Но потом замечаю, что она дрожит, и, не задумавшись ни на секунду, опускаю взгляд и вижу, что ее соски тверже, чем когда-либо. Конечно, она замерзла. Голову заполоняют мысли о том, как она пойдет в горячий душ. Пар, тепло, нагота…

Подождите-ка…

Душ. Я кошусь на дверь мужской раздевалки. Ее подруга с этим ублюдком все еще могут быть там. Что если она что-нибудь услышит или увидит, как они вместе выходят оттуда?

Я снова поворачиваюсь к ней. Ну и что? Она должна узнать, что люди, о чьем мнении так печется, – мрази. Пусть поймет, какую ошибку совершила. Она все равно скоро это узнает.

Но я почему-то не хочу, чтобы она увидела все своими глазами. Нужно ее подготовить. Если она ни с того ни с сего увидит своего кавалера на выпускной со своей лучшей подругой, никто из них не встанет на ее сторону, и произойдет разрыв.

Поведение Лайлы, наверно, никого не удивит, а Трей еще больше почувствует себя мужчиной.

Сама же Райен в итоге окажется всего лишь глупой обманутой девочкой.

Не знаю, почему меня это волнует.

– Пойдем, – говорю я. – На улице темно. Я тебя провожу.

– Отвали.

Она натягивает какие-то шорты, завязывает веревочку и надевает бейсбольную кепку, продолжая смотреть на меня.

– По ночам кто-то вламывается в школу, – указываю я, и в моем голосе появляются сердитые нотки. – Тебе не стоит тут оставаться одной.

Смеясь, она наклоняется и застегивает сумку.

– Да, и, может быть, это ты, и тебе только и надо, чтобы я ушла и не мешала писать на стенах всякие глупости.

Я зависаю.

Ладно, да, я пару раз пробирался в школу. На этот счет она права. Но я не из тех, кто вламывался бы сюда по ночам и портил стены. Это определенно не по мне.

Я не для того так рисковал, приехав сюда, чтобы попасться на таком глупом дерьме.

Она выпрямляется и меряет меня взглядом.

– Ты назвал меня шлюхой, отрезал мне клок волос. Думаешь, я доверю тебе свою защиту? И не надо моргать с томным видом, куриные мозги. Растеряешь и без того редкие клетки мозга.

Я широко открываю глаза, и каждая мышца моего тела напрягается так, что начинает гореть. Что она, черт побери, сейчас сказала?

Сам не успев понять, что делаю, я хватаю ее на руки и тащу к краю бассейна.

– Бомбочка или центрифуга?

Теперь ее глаза расширяются.

– Что?!

– Значит, бомбочка! – восклицаю я и бросаю ее в бассейн. Слышится ее крик. Она с размаху падает в воду и полностью погружается.

Я вылетаю из зала, не оглядываясь. Надеюсь, преподавательница плавания умеет плавать.

Вынимая из кармана ключи, я направляюсь к машине. Куриные мозги? Моргать с томным видом?

Она не умеет замолчать, когда надо, и в этом корень всех ее проблем. Она вообще хоть когда-нибудь затыкается?

Я залезаю в машину и захлопываю за собой дверь.

– Проклятье! – бешусь я. – Что за чертова… – Но заставляю себя остановиться и делаю глубокий вдох. Я сейчас так зол, что уже почти мечтаю, чтобы сегодня вечером был концерт. Или тренировка. Хочу выплеснуть свои эмоции.

Но слышу, как рядом кто-то шмыгает, и вдруг вспоминаю, что со мной Дейн.

– Я же тебе говорил, – злорадствует он. – Мне показалось, она замерзла. Готов поспорить, если ее согреть, ей станет гораздо лучше.

– Мне абсолютно наплевать.

Я вставляю ключ в зажигание, включаю первую передачу и нажимаю газ.

– Оно и видно, – сухо комментирует Дейн.