Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Виктор решил идти к старшему, к Владимиру.
Старший брат встретил Виктора довольно холодно.
– Ну, вот, еще один доигрался, – увидев, что на шинели Виктора отсутствуют погоны, даже не поздоровавшись, произнес брат. Виктор промолчал.
– Ну, давай, рассказывай, – потребовал Владимир Петрович, когда Виктор, раздевшись, прошел в гостиную.
Виктор поведал о своих злоключениях, не скрывая горького разочарования в содеянном.
Реакция Владимира Петровича была бурной.
– Ну, что вы себе вообразили? Двое уже поплатились за вольнодумство, и третий туда же. Революционеры, мать вашу… прости господи. Ни о семье не думают, ни о себе! – бушевал брат. – Что дальше делать будешь? Куда тебя, оболтуса, определять? Куда ты со своими характеристиками сунешься? – продолжал он, засыпая вопросами Виктора.
Тот молчал, понуро опустив голову.
Виктор иногда вспоминал «золотые денечки», когда братья собирались вместе в Коломне. Однажды, только они расселись за музыкальными инструментами: за роялем – Сергей, скрипка – Виктор, флейта – Борис и полилась музыка Бетховена, как дверь без стука отворилась и осторожно вошел Валентин.
– А вот и виолончель! – воскликнул Сергей.
Братья бросились обнимать пришедшего, который рассказал, что его после отсидки в тюрьме высылают на родину – в Пермь.
Позже Виктор стал свидетелем крупной ссоры Валентина с Владимиром.
Владимир уговаривал того отступиться от желания работать на заводе и посвятить себя полностью науке. Валентин не соглашался. Владимир в сердцах бросил фразу, которую не раз потом вспоминал Виктор:
– Эта власть дала нам образование, возможность жить каждому по таланту и средствам, а вы хотите сломать все «до основания». А сколько прольется крови, сколько поломанных судеб, что будет с Россией? Витаете в облаках не думаете о том, что так просто вам никто ничего не отдаст, тем более власть.
Семья Вологдиных была большая, но почему-то недружная. Пятеро братьев и сестра так и не смогли установить родственные отношения на протяжении всей своей жизни. Неизвестно по какой причине.
Правду говорил Лев Николаевич Толстой: «Каждая семья несчастна по-своему».
Может быть, на этом сказалась разобщенность семьи – дети рано выбирали свой самостоятельный жизненный путь, а может быть, взаимоотношения матери и отца влияли.
Во всяком случае, отец, Петр Александрович, неожиданно оставил семью, перебрался в Сибирь и в 1912 году оказался в Томске, где и умер. Последние годы его жизни вообще были окутаны тайной.
Братья, каждый по-своему, были очень близки с теткой, сестрой матери, Глафирой Дмитриевной Шевцовой. Она пользовалась у племянников не просто большим уважением, но была для них, по существу, второй матерью – человеком, которому они доверяли самые сокровенные мысли, делились своими замыслами, доверяли большие и маленькие тайны. К помощи Глафиры Дмитриевны, которую в семье и стар и млад звали тетей Глашей, они прибегали в трудные минуты жизни, и она всегда их выручала.
Два старших брата Виктора – Борис и Сергей, активно участвовали в революционной деятельности, за что их неоднократно арестовывали, выпускали из тюрьмы, потом снова арестовывали и высылали – кого за границу, кого в места не столь отдаленные, но с запрещением появляться в Москве и Петербурге.
Два других, Владимир и Валентин, сделали себе карьеру еще до революции. Владимир так и не смог смириться с октябрьским переворотом, а Валентин стал крупным советским ученым.
Но это будет потом, а сейчас Виктор выслушивал открытое недовольство старшего брата.
– Ну, ладно, – сам себя оборвал Владимир Петрович. – Давай будем определяться. Я переговорю с директором политехнического, но окончательно вопрос решится только после его разговора с тобой.
Через три дня Виктор прибыл на аудиенцию к директору Санкт-Петербургского политехнического института Андрею Григорьевичу Гагарину.
Виктор с непонятной для него самого робостью проследовал в кабинет директора, куда, открыв дверь, его проводил секретарь.
Он полагал, что директором должен быть благообразный старичок в очках или даже в пенсне, но увидел полнолицего человека лет пятидесяти, крепкого телосложения, с пышными усами и глубокими залысинами.
– Ну, что ж, молодой человек, добрый вечер, присаживайтесь. Да не тянитесь вы так, чай не на военной службе, – приветствовал Вологдина директор доброй улыбкой.
Виктор присел на краешек стула и огляделся.
– Просмотрел я ваши документы, – продолжал директор. – Успеваемость у вас отменная, а вот вольнодумство в явном виде ни к чему, оно и в нашем, сугубо гражданском, ведомстве не приветствуется. И вы должны будете впредь соблюдать правила, установленные для студентов Политехнического института. К сожалению, после известных событий институт закрыт и занятия начнутся только осенью.
Виктор понял, что речь идет о расстреле демонстрации рабочих 9 января 1905 года. В народе эту дату уже окрестили, как «Кровавое воскресенье».
– Хоть вы практически и закончили Инженерное училище, но учиться будите в нашем институте с первого курса. Предлагаю вам место в электротехническом отделении. Вы согласны?
Виктор вскочил со стула и по-военному склонил голову в знак согласия. Какой-то ком подступил к горлу, и он не мог вымолвить ни слова.
– Ну, ну, – тоже расчувствовался директор, – благодарите своего брата. Кстати, передавайте ему низкий поклон. И, прошу вас, не огорчайте больше ни его, ни меня. К занятиям институт приступит в сентябре.
Директор углубился в чтение каких-то бумаг, скопившихся на столе. Вологдин понял, что аудиенция окончена, и тихо вышел за дверь.
Позже он узнал, что Гагарин пришел к руководству института из армии. Капитан гвардейской пешей артиллерии князь Гагарин, окончивший Санкт-Петербургский университет с серебряной медалью, кандидатом наук, и Михайловскую артиллерийскую академию по 1-му разряду, был по рекомендации статс-секретаря Витте назначен директором Политехнического института с производством в чин статского советника.
Гагарин был директором института до февраля 1907 года, когда ему вменили обвинение в неисполнении служебного долга. Несмотря на протесты профессоров и студентов дело было передано в суд, который состоялся в апреле 1909 года и признал Гагарина виновным в «противозаконном бездействии власти» и приговорил к наказанию в виде лишения права в течение трех лет поступать на государственную и общественную службу.
Все это явилось следствием того, что князь Гагарин неоднократно вступал в конфликты с правительственными и полицейскими чиновниками по поводу непринятия мер «по предотвращению и прекращению незаконных действий различного рода, совершавшихся в стенах института».
Виктор Вологдин тоже оставлял подписи в петициях, выражающих признательность и поддержку своему директору, несмотря на то что в свое время зарекался никогда больше подобного не делать.