— Это что, обычная практика? — поинтересовалась леди Риддл. — Убирать телескоп и отпускать дозорного на самой середине наблюдения?

Наблюдатель Номер Восемьдесят Один подумала, прежде чем ответить. Несмотря на окружающий холод, по ее лбу скатилась бисеринка пота.

— Это не противоречит протоколу, мадам.

— Верно, — согласилась леди Риддл. — Не противоречит. А какой отчет предоставил резервный наблюдатель, имевший в своем распоряжении запасной телескоп?

— Похоже, что наш Ловец волков устранил участок местного свистуна, затем попытался убить членов ликвидационной команды и захватить их воздушный корабль. Названный Ловец волков в настоящее время скрылся, и его местонахождения неизвестно. В данный момент четверо наблюдателей с воздуха ведут тщательный осмотр окрестностей Хандред-Локс.

— Названный Ловец волков — Гарри Стейв, — сообщила леди Риддл. — Удачной вам охоты, потому что тщательный осмотр окрестностей будет продолжаться до конца года.

Наблюдатель Номер Восемьдесят Один ойкнула и тут же пожалела о своей несдержанности.

— Если бы вас попросили отметить один элемент ликвидации, то что бы вы выбрали?

Наблюдатель почувствовала, как на ее спине выступил пот. Символическая логика всегда была ее слабым местом.

— Того пилота, который выполнял обычное задание, включили в другой список.

— Простое совпадение? — поинтересовалась леди Риддл.

— Модели превосходят все совпадения, мадам.

— Верно, — согласилась глава Небесного Суда. — Большинство людей сказало бы: самое главное, что Гарри Стейв прибегнул к модели.

— К сожалению, для меня это все относительно ново, — призналась Наблюдатель Номер Восемьдесят Один. — И я еще не все до конца понимаю.

Глаза леди Риддл сузились.

— Вы ошибаетесь. Окажите мне одну любезность, милая. Когда ваши коллеги спросят вас, о чем я с вами говорила, скажите им, что я интересовалась наблюдением за квотершифтской границей.

В такой «незначительной любезности» было отказать нелегко. Наблюдатель Номер Восемьдесят Один кивнула, но леди Риддл уже развернулась к ней спиной и зашагала к выходу. Затевается какая-то игра, как говаривал ее старый инструктор. Пространство мониторария показалась ей намного холоднее обычного.

Гримхоупское жилище Уанстэка состояло из нескольких маленьких комнатушек над мастерской, где отверженный паровик ремонтировал механизмы, которые ему приносило местное население.

— Послушать их, я должен распотрошить собственное тело, лишь бы отремонтировать рухлядь, которую они мне приносят, — вот и все, что он сказал в адрес своих клиентов-изгоев.

От Молли не скрылось, как мало людей на улицах Гримхоупа. Да и те немногие, кого можно было встретить за пределами домов, казались унылыми и испуганными.

— Ты все поймешь сама, мягкотелая Молли. Все поймешь сама.

Всю следующую неделю Уанстэк не выпускал Молли из мастерской. Он велел ей присмотреться к людям, что приходили к нему, чтобы, прежде чем выйти на улицу, побыстрее освоиться, привыкнуть к местным обычаям. То же самое касалось и Слоукогса. Паровик явно не спешил делиться новостями через кристаллическую связь, как бывало раньше, когда он общался с контролером на станции «Гардиан Рэтбоун». Похоже, статус осквернителя сделал Уанстэка нечистым для соплеменников во многих отношениях. Слоукогс относился к нему ровно, без видимого презрения, однако отношение паровика к своему злосчастному собрату отчётливо проявлялось в том, что он предпочитал как можно больше времени проводить в другой комнате, отдельно от Уанстэка. Слоукогс упорно занимался натиркой пола и всех поверхностей в комнатах над мастерской; вскоре те начали блестеть редкой для Гримхоупа чистотой.

Все клиенты Уанстэка были какими-то нервными. У Молли возникло ощущение, будто они изо всех сил стараются ничем не выделяться из толпы. Именно такое запуганное выражение ей часто доводилось видеть в глазах самых слабых детей из работного дома. Тех, кого окончательно сломили суровые жизненные обстоятельства. Страстное желание ничем не выделяться, слиться с улицами Миддлстила, стать невидимкой, призраком, лишь бы остаться незамеченным, избежать наказаний и насмешек. Гримхоуп — город изгоев, свободы и необузданного веселья — превратился в печальное, невыразительное место, где все старательно отводят взгляды, не желая быть узнанными.

Находясь в жилище Уанстэка, Молли ощущала нескончаемый шум и сильные запахи Гримхоупа. Лязг станков и машин на фабриках, гудение бесчисленных дымовых труб. Слоукогс выразил страстное желание осмотреть ближайшую фабрику, чтобы понять, что там производят, однако Уанстэк запретил ему покидать мастерскую, а в качестве предостережения указал на группу рабочих в зеленых плащах. Низко опустив головы, они время от времени проходили по улице, скованные цепью. Их охраняли солдаты в красных плащах — надежда и опора нового режима, которых граждане Гримхоупа прозывали «неустрашимыми».

Молли помогала Уанстэку по мастерской, удивляя его прирожденной ловкостью в обращении с механизмами и техническими приспособлениями.

— Скажи, ты никогда не училась у какого-нибудь мехоманта, мягкотелая Молли? — поинтересовался паровик.

Молли рассмеялась в ответ.

— В Миддлстиле семьи платят мастеру за то, чтобы их дети научились у него тому или иному ремеслу и получили хорошую профессию. Там не берут в ученики детей из работного дома.

— Жаль, что мехоманты не проявляют такой избирательности, когда проводят опыты над моими соплеменниками, мягкотелая Молли.

Молли никогда не обсуждала статус Уанстэка — нечестивца в глазах других паровиков. Она не осмеливалась обсуждать подобные вещи из опасения нарушить табу механической расы.

— Именно поэтому ты и живешь здесь?

— Я не такой, как остальные, мягкотелая Молли, — ответил механический изгой. — Король-Пар использует мою зрительную пластину и слуховой орган, когда ему нужно, однако моя модель не соответствует ни одному из исходных чертежей, созданных королевскими архитекторами в Свободном Государстве Паровиков. Там, наверху, ни один мой собрат ни за что не поделится со мной даже жалкой горстью кокса.

— Тебя построили в Миддлстиле? — спросила Молли.

— Я не был построен с нуля, мягкотелая Молли. Меня склепали из частей других паровиков, — ответил Сильвер Уанстэк. — Ваши мехоманты не могут строить нас, хотя и надеются, что когда-нибудь поймут наше устройство, оскверняя тела умерших. Во мне таятся души скончавшихся паровиков, слитые воедино и составляющие мою душу. Предаваясь размышлениям, я слышу их крики. Мольбу выпустить их на волю.

— Но для этого тебе придется умереть.

— Верно, мягкотелая Молли, — согласился Уанстэк. — Вернуться к великой модели. Я ношу в себе собственных предков, и каждый мой шаг увеличивает их бесчестье, но мне страшно умирать. Ведь жизнь так прекрасна, даже жизнь здесь, под землей. Здесь так красивы потолочные бури. Я восторгаюсь полнотой существования. Мне нравятся запахи леса, когда из грибных деревьев вылетают споры и осыпают землю подобно снегопаду. Поэтому я не умираю, а трусливо и одиноко влачу существование, забившись во чрево земли, опасаясь показаться перед своими металлическими собратьями.