Защищенный ложной скромностью и невежеством, волхв Илвра посвятил себя переделке лица Ирта. Он собирался начать с Арвар Одола и исправить ущерб, нанесенный доминионам змеедемонами. Это займет остаток всей его жизни. Через сто дней тяжелого труда была сделана лишь малая доля всей работы по восстановлению одного упавшего царства.

Волшебство выматывало. Массивные деревья, выращенные им вдоль песчаных рек, истощили на эту минуту его силу и оставили ощущение апатии. Он лежал с Джиоти в гамаке во дворе особняка и сознавался ей:

Я никогда не смогу искупить зло, принесенное мною на Ирт.

Брось! — Она чувствительно толкнула его под ребра. -

Перестань себя пилить, Риис. Владеет ли поток своей водой? Что было — то прошло. Время движется дальше.

— Опять цитаты из «Висельных Свитков», — определил Риис. Его руки нежно сомкнулись вокруг нее. — Так ты одолела свое горе — по отцу, по своему роду?

Она повернулась в его объятиях и подняла голову, гладя его волосами по лицу.

— Я не одолела свое горе. Но «Висельные Свитки» не дали моему горю одолеть меня.

Он помрачнел:

— Ты хочешь сказать, что мое горе начинает мной владеть?

— Ясно как день. — Веснушчатое лицо озарилось улыбкой.

— Правда? — Бархатная кожа между его бровями наморщилась. — Я так стараюсь быть созидателем, восстановить, что было разрушено…

Джиоти положила голову ему на грудь, слушая древнюю музыку сердца.

— Вот так твое горе и использует тебя, Риис. Ты не можешь остановиться. С тех пор, как ты убил Властелина Тьмы, ты стараешься всего себя отдать исцелению нанесенных им ран. Неделями ты жил в джунглях, строя дорогу на Моодрун.

— Арвар Одолу нужна была связь с другими доминионами, хотя бы для снабжения. А использовать для всего этого магию было бы слишком долго…

— Глупый, я с этим не спорю. — Она потерлась лицом о его плечо. — Я лишь подумала, что ты отдохнешь после окончания дороги. Но ты сразу бросился превращать развалины моего города в наше видение павшего королевства.

— Я должен был отстроить его точь-в-точь таким, каким он был для тебя, Джиоти…

Она, не глядя, положила пальцы ему на губы, заставляя замолчать.

— И ты был достаточно внимателен, чтобы прислушаться к моим словам, что мы не должны возвращаться назад. Началась новая эра — совершенно новая. Ужас змеедемонов как никогда тесно объединил доминионы. А теперь, с твоим волшебством, может начаться эпоха мира и процветания.

Он поцеловал кончики ее пальцев.

— Мы такие глупые, что верим, будто это возможно?

— Если мы только для этого и живем — то да, мы глупцы. — Она подавила зевок. — Но наши пределы смертных удержат нас от попытки сделать больше, чем нам по силам. Вот что я и пытаюсь тебе сказать. Ты делаешь слишком много.

Риис хмыкнул, соглашаясь.

— Мы не боги. Я себе все время об этом напоминаю с тех пор, как мы завоевали себе свободу.

— И все-таки ты делаешь деревья из песка! — Джиоти оттолкнулась и села на него. Риис, в отличие от Властелина Тьмы, не пользовался волшебством, чтобы менять свою внешность, и его усталость была явно заметна: налитые сосуды суровых глаз, растрепанные песочные волосы, впадины худых щек. — Посмотри на себя, ты же совсем выдохся.

Он приподнялся на локтях:

— Я делаю лишь то, что надо сделать.

— Да, например, выращиваешь деревья в Казу, — сказала она, скептически наклонив голову набок.

— Тут нужно было добавить немного зелени к горизонту, — пожал он плечами. — А неподалеку есть отличный водоносный пласт.

— Нет, Риис, я знаю, зачем ты потратил все свои усилия, чтобы посадить здесь деревья. — Она смотрела мимо толстых деревьев, за укрытый синей черепицей дом с острыми свесами крыши и следила за сухим руслом ручья, вьющегося среди холмов. — На этом гранитном утесе мы с моим братом Почем поставили лагерь, когда начался этот ужас. Отсюда мы видели, как пал город.

Он мотнул головой, волосы упали ему на глаза.

— Джио, этого пейзажа больше нет, он ушел, как вода в потоке. Она движется дальше.

— Ты переделал эту землю, чтобы изгнать мучительные воспоминания. — Джиоти тыльной стороной руки тронула его щетинистые щеки. — Это приятная подробность, и не стану отрицать, что меня она лечит. Но ты же изматываешь себя. Если не будешь осторожен, тебе понадобятся амулеты, чтобы не уплыть с ночным приливом.

— Это новая эра, ты сама сказала, — серьезно ответил он. — Я хочу отдать будущему все, что могу.

— А сейчас помолчи. — Она осторожно отодвинула его, чтобы он смотрел на цветущие деревья на фоне плывущих облаков и парящих ястребов. — Не будем сейчас о волшебстве, отдохни. Отдохни здесь, в моих объятиях.

Бледные брови Рииса устало изогнулись.

— Столько еще работы надо сделать…

— Мы ее сделаем, — заверила его Джиоти и закрыла ему глаза ладонью.

— Мирдат… — бормотал он. — Город под водопадами был в пять раз больше Арвар Одола. Где мне взять столько магии, чтобы его отстроить? И Летающий Камень — и Дорзен…

— Полежи тихо.

Джиоти вынула целебный опал из кармана куртки с амулетами и приложила его ко лбу Рииса. Он вздохнул под прикосновением Чарма и провалился в сон.

Риис видел сны, и город его снов громоздился башнями из стали и стекла на восточных берегах естественной гавани. Это был Дарвин, тропический портовый город, где жил Риис на Темном Берегу. Там была родина его ближайших предков — они были среди тех, кто основал это поселение в прошлом столетии, авантюристов Пальмерстона, наживших огромные богатства на Северной Территории.

Во снах волхв снова проживал жизнь в Дарвине, где вырос, где впервые научился волшебству. Сначала самоучкой, в тишине библиотек, он прочел о разорванном свадебном покрывале творения — Большом Взрыве, как его называют в науке, или Сотворении, как называют его легенды, когда свет вонзился во тьму и сознание зашевелилось в материи. Если верить книгам, то ум и свет были одним и тем же — сознание напоминало наследство света бесконечности, его начало в компактности измерений неизмеримой энергии.

Риис рано стал работать со светом и сам научился запасаться светом в уголках своего тела. Начал он просто, с дыхательных упражнений и видений, которые заливали энергию в его кости, мышцы, внутренние органы. Он учился вместе с другими, запасшими столько света, что могли не только перемещать его внутри себя, но и делиться друг с другом.

Воспоминания о жизни на Темном Берегу заполняли его сны на Ирте. Он учился со многими мастерами, и всех их снова видел во снах — в древнем пространстве, где птичьи песни продаются лету, где души — драгоценности, которые надо полировать, чтобы они впитывали и держали свет, где ночь — это черное перо, а ты — белое.