С ноября 1906-го по ноябрь 1907 года Саблин командовал миноносцами, с марта 1909-го по сентябрь 1912-го был начальником дивизиона миноносцев. 4 августа 1914 года он получил назначение на пост командующего Минной бригадой и 12 августа вступил в командование; напомним, что стояли тревожные дни, когда от Балтики до Галиции уже полыхала война, а адмирал Эбергард настаивал на превентивных операциях у Босфора, – и значит, такое назначение должно было говорить о высоком доверии Командующего флотом. Вдобавок к этому, в начале 1916 года Саблин заведовал краткими минными офицерскими курсами, за что 28 июня получил благодарность Эбергарда. Неудивительным было бы, если бы Михаил Павлович скептически смотрел на идеи Колчака, до 1912 года не служившего на миноносцах, а тот, в свою очередь, естественно не мог посчитать пренебрежимым свой опыт, полученный во главе Минной дивизии. Нормальным рабочим и служебным отношениям все это также не способствовало.

Наконец, Саблин, кажется, имел основания при смене Командующего флотом надеяться на продвижение по службе. В 1912–1914 годах он откомандовал линейным кораблем «Ростислав» (и в 1913-м удостоен за это Высочайшего благоволения), с 14 апреля 1916 года совмещал с командованием Минной бригадой еще и должность начальника противолодочной обороны. Высочайшим приказом от 21 июля 1916 года адмирал Саблин был назначен «Начальником 2-й бригады линейных кораблей и исполняющим должность Начальника Дивизии Линейных Кораблей Черного моря», и, хотя назначение состоялось уже при Колчаке, вряд ли Александр Васильевич желал, да и был в состоянии провести его через Ставку менее чем за две недели, так что выдвижение Саблина также естественно было приписать Эбергарду. Показательно и то, что в послужном списке Саблина под датой 4 августа 1916 года значится: «Приказанием Команд[ующего] Черноморским флотом за № 783 назначен Начальником 2-й бригады линейных кораблей вместо Вице-Адмирала Новицкого», – уже без упоминания о командовании дивизией линкоров. Вряд ли Колчак, неожиданно появившийся на Черном море, к тому же, как представляется, креатура Бубнова, которого «черноморы» не любили, мог расположить к себе Саблина, – сам же Александр Васильевич, имея все возможности избавиться от адмирала, который его не устраивал, не замедлил ими воспользоваться.

5 августа Саблин сдал Минную бригаду капитану 1-го ранга князю В.В.Трубецкому, 7-го – принял бригаду линкоров (в командование дивизией действительно так и не вступил)… а 31 октября – был назначен «состоять при Морском Министре» и переведен из Черноморского флота в Балтийский с зачислением во 2-й Балтийский флотский экипаж. Жалобы Колчака Григоровичу, очевидно, не пропали даром…

Справедливость требует, впрочем, признать, что Саблин имел и среди черноморских офицеров не только сторонников. «В Черном море им как будто бы были недовольны… Кто? Поклонники Трубецкого, кажется, начальником которого Саблин был и который, вероятно, против Саблина интриговал», – задумывался адмирал Пилкин. Но если смену Саблина Трубецким можно приписать Колчаку лишь под большим сомнением, то уход боевого адмирала с Черного моря, похоже, не допускал двух толкований. «Колчак Саблина не оценил, и М[ихаил] П[авлович] ушел “по соображениям принципиальным”, – вспоминает Пилкин. – Я его встретил в Гельсингфорсе. Он мне начал рассказывать. Я был на его стороне, но, конечно, надо выслушать обе стороны». Разумеется, и Командующий флотом имел свои основания и аргументы в этом конфликте, хотя сам конфликт все-таки, как представляется, делает мало чести адмиралу Колчаку.

И это столкновение, судя по всему, было далеко не единственным. «В адмиральском кабинете, в открытом море на мостике, всюду, где впервые появлялся адмирал, происходили драмы», – вспоминал флаг-офицер Колчака; а другой моряк рассказывал, что «молодежь восторгалась адмиралом, а люди постарше только кряхтели и желали ему от души сломить шею». И все-таки основания для восторгов, несмотря на любые драмы, были у многих, – тех, кто, несмотря на рутину тянущейся уже два года войны, сохранил огонь в душе и неуспокоенность.

Посмотрим хотя бы на тот же бой с «Бреслау» 9 июля 1916 года. Выносимый сегодня приговор Колчаку («тактические просчеты командующего флотом наложились на откровенно слабый оперативный замысел поисковых действий», «личные тактические просчеты А.В.Колчака привели к срыву решения поставленных задач» и т. п.) совершенно игнорирует еще одно из следствий этого боя, разумеется, не имеющее отношения к тактике или оперативной мысли, но от этого не менее значимое. Речь идет о психологическом эффекте решительных действий Колчака, который, не успев по-настоящему принять командование таким сложным механизмом, как целый флот, при первом известии о появлении опасного врага лично бросился ему наперерез.

С этой точки зрения были не столь уж важны и тактические ошибки (действительные или мнимые), и даже сам результат боя: ускользнул ли «Бреслау» или был бы потоплен – это не могло уже изменить ореола, окружившего фигуру Александра Васильевича с первых же шагов на новом поприще. И потому не стоит удивляться, что легенду, будто адмирал «прямо из купе вагона сел на судно и вывел флот в море для исполнения боевой задачи», поддерживал даже офицер, служивший в штабе Колчака. Для легенды дело было не в деталях, а в духе решимости, риска, инициативы и – что очень важно! – личного участия в боевых операциях, который отныне неразрывно был связан с именем Колчака. Не нужно, конечно, считать, что дух этот был чужд «черноморам»; но не нужно и пренебрегать эффектом такой «визитной карточки» молодого и незнакомого им адмирала. «… Встреченный предубежденно черноморцами, обидевшимися, что их едет учить балтиец, он сумел своим тактом (это, кажется, все-таки не совсем заслуженная Колчаком похвала. – А.К.), а главное, решительными активными действиями, сломить этот лед и расположить к себе сердца новых подчиненных (не всех, но многих. – А.К.)», – свидетельствует современник.

Эффект не ограничивался одним флотом Черного моря: на Балтике тоже стало известно о погоне за «Бреслау», и Канин, кажется, воспринимавший новое назначение Александра Васильевича с долей иронии (при отъезде адмирала он почему-то посоветовал провожавшим дамам «купить ему средство от загара»), теперь писал Колчаку: «Поздравляю Вас с хорошим вступлением в должность. Выйти в море для преследования неприятеля в первое же утро по подъеме флага – очень хороший признак и вполне соответствует Вашему активному характеру и образу действий». Так что даже неудача (или «неполная удача») с преследованием «Бреслау» как будто начинала превращаться в победу Александра Васильевича…

Существенным для завоевания авторитета у новых подчиненных представляется нам и приказ, отданный Колчаком во вторую годовщину начала Великой войны. Отражение в нем колчаковского «милитаризма» и «философии войны» мы уже обсуждали, а сейчас стоит обратить внимание на мысли о характере действий флота и необходимых качествах, которые должен воспитать в себе военный моряк.

«Война неизменно связана с лишениями и страданиями, – пишет адмирал, – и главная тяжесть ее лежит не в чисто боевой деятельности, на которую охотно идет большинство людей, а в непрерывной напряженной работе, лишенной зачастую радостей и удовлетворения, которые дает применение оружия.