Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Диминик, – прошептала я. – Почему ты злишься на меня? Из-за того, что сразу не сказала? Или из-за того, что я просто как-то связана с тем, что тебе потом пришлось пережить?
Он скосил на меня тяжелый взгляд – и впервые за долгое время я увидела в черных радужках непроницаемый холод.
– Почему же? Я даже рад. Инкубов и суккубов шпыняют за каждую мелочь. А оказывается, мы еще настоящие лапочки. Да, бывает, убьем кого-то, но обычно наши жертвы умирают с удовлетворенными улыбками. Лично мне даже не понять, в чем удовольствие – заставлять свою жертву физически страдать? Это какая-то форма психопатии? Расскажи, мне интересно.
– Я́ должна рассказать? – мне совсем плохо стало от того, что он и меня считает на подобное способной. – По-твоему, я тоже психопатка?
– Понятия не имею, – он снова смотрел только на дорогу. – Ты полукровка. Кто знает, на что ты стала бы способна, если бы обладала полной силой или знала истинную песню сирен? Сверхполиция Вахарны – это болото с дерьмом, но кое в каких предосторожностях они все-таки правы: сиренам среди нормальных существ не место.
От бессмысленного обвинения глаза застили слезы. Возможно, он просто пока не справился с узнанным и именно на мне решил выместить злость. Я отвернулась к окну. Этот разговор стоило продолжить, когда мы оба остынем.
Но минут через десять он сам заговорил – должно быть, хотел подвести черту в этой истории, чтобы мы ее между собой никогда больше не поднимали:
– А мама просто хотела вытащить отца из той передряги. Она такой же массовый гипноз навеять не могла, но воздействовать на мужчин все-таки умела. Судя по ее показаниям, она собрала своих любовников, вооружила, залепила им уши какими-то наушниками и повела на штурм. Так и получилось, что одни защищали сирену, а другие – ее: кто с огнестрельным оружием, кто с кухонными ножами. Так или иначе, но своего она добилась, да и тебя под шумок оттуда вытащили. Моих родителей в том деле обвинили далеко не сразу – прошло несколько лет, прежде чем их опознали свидетели, ну а потом и весь клубок раскрутился.
Мне, наверное, стоило промолчать, но слова сами вырвались наружу:
– Диминик, ты сам-то видишь, что судишь предвзято? Твоя мать должна была обратиться в сверхполицию, а не подставлять невинных людей! Да, она это делала не из жестокого желания поиздеваться, однако хладнокровия ей хватило.
Инкуб предсказуемо вскипел:
– А ей бы поверили?! Все эти тупорылые берсерки и оборотни бросились бы спасать какого-то там инкуба от непонятной угрозы? Что ты несешь? Или тебе хочется доказать, что моя раса не лучше твоей?!
Разговор повернул совсем не туда. И о какой «моей» расе он говорит? Я ведь смесок! У меня, возможно, нет не только силы сирен, но и их характера, я всей своей натурой могла пойти в отца, а не в мать. А вот он, кстати говоря, как раз чистокровный – все недостатки его расы в нем цветут маковым цветом! Я не смогла прикусить язык и разразилась очередной тирадой:
– Ты глухой, что ли? Твоим родителям не поверили не потому, что это было невозможно! Их поймали после показаний свидетелей через несколько лет! Если бы они сообщили об этом раньше и все объяснили, то вышло бы иначе. Да, они не заслужили казни, но и сами совершили ошибку – сделали все, чтобы их слова звучали сомнительно!
Он тоже орал, и такой взрыв шел поперек его обычно спокойного характера:
– Кому они должны были довериться? Ты спятила? Разве не слышала, что наш Феникс – трусливая тварь, которая предпочтет покой справедливости? Мой отец служил в Совете и лучше всех знал о его бесхребетной натуре! Им в любом случае прикрыли бы рты. Заткнись, Наташ, я умоляю тебя – просто заткнись!
Умом я понимала, что мы все это наговорили от эмоций, от переизбытка сумасшедшей информации, но на самом деле и правды вылилось немало. В той истории все хороши, как ни посмотри. Но именно нам двоим как-то надо оставить прошлое в прошлом.
Мы часто ссорились с Димиником, но всегда преодолевали конфликты и возвращались к взаимным подколкам и безосновательной полудружбе, а уж в тяжелых ситуациях оставляли претензии и без вопросов помогали друг другу. Потому я удивилась, когда возле своего дома инкуб подошел ко мне и почти спокойно произнес:
– Наташ, ты все еще в моем отряде, и когда-нибудь я переварю все сегодняшние слова. Но прямо сейчас я не могу тебя видеть. Я тебя и Марину сюда пригласил, поэтому уеду сам.
– Нет, я уеду, – решила я. – Это твой дом. Как может жестокая тварь осквернять поместье твоих родителей? Они в гробу переворачиваются от мысли, что здесь живет сирена – им ведь тоже плевать, что во мне от сирены с гулькин хрен? Или они все-таки были более вдумчивыми существами?
Да, знаю, меня несло на волнах еще не потухшей злости, и я не могла с собой справиться. Просто его категоричность вызвала новую вспышку раздражения. А он еще недоволен тем, что я сразу не рассказала – а может, я подсознательно и опасалась этой нелепой ссоры?
– И куда ты пойдешь? – Его глаза снова недобро заблестели. – Хочешь дать возможность Кристине тебя все-таки достать?
– Разве тебя это волнует?! – наступала я. – Ну ничего, просто извинишься за нее, тебе не привыкать!
– Не волновало бы – давно бы пришиб, даже тела бы не нашли! Мне просто нужно время это переварить. Ты сегодня тоже много чего наговорила, но цепляешься только к моим словам!
Вообще-то, я также много неприятных вещей узнала. Диминик даже не подумал о том, что мне не легче принять истину. Его мать совершила ошибку и подставила людей, но моя оказалась куда хуже. Леди Эйм защищала мужа и свою семью, а моя даже не попыталась нас с отцом найти. Все-таки Диминик прав – нам надо прямо сейчас разойтись, пару дней не видеться, чтобы собрать в головах все эти детали и вспомнить, что как раз друг к другу у нас претензий нет. Мы оба погрязли в своей боли, и на чужую в нас просто не осталось места – это единственная причина нашего конфликта. Поэтому я упрямо повторила:
– Ну так дай мне пять минут собрать вещи! Остановлюсь у Аго или Николаса.
После этой фразы он сделал резкий шаг в мою сторону, а я в страхе отпрянула.
– Ты что делаешь? – уточнила уже тише.
Инкуб ответил сквозь зубы:
– Собираюсь тебя поцеловать, чтобы прекратила спорить.
Одновременно прошибло ознобом и желанием, чтобы не смел останавливаться. И ведь поцелует… после чего я буду дрессированной собачкой выполнять его команды, даже слова поперек сказать не смогу. Но тогда мне будет еще больнее с ним расставаться, чем сейчас.
– Не вздумай! – я вскинула руку и одновременно перешла на крик: – Не вздумай снова меня заставлять! Я всего раз использовала свою силу на тебе, а ты не стесняешься по любому поводу делать из меня марионетку!
– Как будто ты оставляешь мне выбор.
– Еще шаг, Диминик, и я никогда тебя не прощу!
– Да куда ты денешься?
– Мерзавец!
– Истеричка!
Не знаю, чем бы это закончилось, если бы не подбежавшая к нам Маринка – не иначе, она рванула на шум и остановила нас:
– Опять ругаетесь? Когда вам обоим уже надоест?
Мы уставились на нее. Подруга уже привыкла, что мы с Димиником часто препираемся по любому вопросу – и этот случай отнесла к такому же пустяку. Но зато она добавила разумный довод, который мгновенно заставил нас остыть:
– Защиту от альтеров мы восстановили, потому ругайтесь внутри нее, а не снаружи. На месте Кристины я после такого семейного скандала вообще бы от ревности спятила. – Она передразнила нас обоих, кривляясь: – «Поцелую тебя», «Не целуй», «Поцелую-поцелую!», «Мерзавец, знаешь же, что больше всего на свете я хочу, чтобы ты меня целовал!». Сами-то слышите, как это со стороны звучит?
Мы синхронно вздрогнули
