С каждым шагом чудовищность происходящего начинает разъедать броню показного стоицизма. Я не хочу терять Линн и не хочу, чтобы она погибла.

Вот и зал ожидания. Надо постараться не выдавать своих эмоций. Из распахнутой двери выбегает Линн с заплаканным лицом.

– Ну как все прошло?

– Я тебя люблю, – отвечаю я.

– Нет. Нет! Не может быть!

– Линн…

Я хочу взять ее за руку, но она вырывается.

– Нет! Ты не можешь умереть!

– Линн… – повторяю я, протягиваю к ней руки, и она бросается мне на грудь, громко всхлипывая. Я невозмутима, как утес. Я спасу ее.

Линн отстраняется.

– Ты можешь уехать вместо меня! – Линн твердо глядит мне в глаза – к ней вернулась твердость, которую я знаю и люблю – но ничего не поделаешь. Это запрещено. Отпихнув меня, Линн достает из кармана ключи и направляется к машине.

– Я никуда не еду, – на ходу бросает она. – Я остаюсь с тобой.

Этого я и боялась: она собралась пожертвовать собой без всякого повода.

– Я не дам тебе остаться, – отвечаю я.

Линн делает вид, что не расслышала, и не сбавляет шаг. Открывает дверцу, садится за руль. Я сажусь рядом с ней и накрываю своей рукой ее руку, лежащую на руле.

– Пожалуйста, Линн. Не говори глупостей.

Она поворачивает ко мне лицо – от страха и отчаяния не осталось и следа. Линн сияет.

– Какая же я была дура! Этот астероид. Лотерея. Чертова работа. Вся эта муть! – Она делает неопределенный жест рукой. – Я отвлеклась от главного. От того, чего мне всю жизнь хотелось.

– Ты о чем? – Непохоже, что Линн бредит, но меня пугает этот момент озарения, потому что я не понимаю, о чем речь.

– Ты сама сказала, Эм. Ты сказала «Я тебя люблю». Ты только что узнала, что умрешь. «Будьте здоровы, гражданка, через полгода вам крышка». Но для тебя было важнее сказать мне, что ты любишь меня. – Линн берет мои руки в свои. – Понимаешь? Я тоже люблю тебя. Всем сердцем. Больше жизни. Я хочу быть с тобой. К черту астероид. К черту лотерею. Давай поженимся и будем счастливы, сколько бы нам не осталось.

У Линн слезы на глазах, но я знаю – это слезы счастья. Как можно плакать от счастья?

– Не важно, сколько я проживу, – говорит она. – Я хочу умереть твоей женой.

Линн смотрит мне в глаза, не отрываясь. И я понимаю.

Наконец, после долгого пути, мы стоим у подножия горы Дэвис в Западном Техасе. Холодно, но небо ясное. С нами приехала моя мама. Родители Линн выиграли в лотерею и не смогли прийти на свадьбу, но мы за них все равно очень рады. Папина подружка тоже выиграла, и он, успев наскоро жениться на ней, перестал отвечать на звонки. Так даже лучше. Обряд бракосочетания совершает приятель Линн, Макс. Макс – баптистский пастор, и сдается мне, он всю жизнь мечтал соединить священными узами брака двух лесбиянок, но у меня язык не поворачивается спросить, так ли это.

Линн неотразима в свадебном платье. Мама, утирая слезы, ведет меня по каменистой тропинке, поросшей сорняками. Она подводит меня к Линн, обнимает ее и целует меня. Мы с Линн обмениваемся брачными клятвами, и Макс объявляет нас законными супругами. Я целую свою жену, не в силах сдержать слез.

– Прости меня, – шепчу я, но Линн мотает головой.

– Ну что ты. Ведь я хотела быть твоей женой до конца жизни. – Линн гладит меня по щеке. – И я благодарна судьбе.

Я прижимаю свою жену к себе, касаясь ее щеки своей. Я тоже благодарна судьбе.

На нашей свадьбе только один гость. Огненный шар, совсем не похожий на ту щербатую глыбу, которую показывали по телевизору, закрыл собою все небо. Сегодня перед нами величественное зрелище, невыносимо прекрасное благословение небес.

[8]

Тананарив Дью – победитель «American Book Award» и дважды финалист «Bram Stoker Award». Известны ее романы «My Soul to Keep», «The Between», «The Good House» и «Joplin’s Ghost». Ее рассказы публиковались в «Magazine of Fantasy & Science Fiction», в таких антологиях как «Voices from the Other Side», «Dark Dreams», «Dark Matter» и т. д. Часто работает в соавторстве с мужем, писателем-фантастом Стивеном Барнсом: киносценарии, рассказы и три детективных романа про Теннисона Хардвика, последний из которых (написанный в соавторстве с актером Блэром Андревудом) – «Из Кейптауна с любовью».

Стоило Наиме шагнуть на потертый ковер в гостиной, как ее белые носки усеяли черные точки. Бабулины коты давно сбежали, зато блохи не собирались покидать насиженное место. К постоянному зуду Наима привыкла, но при виде тучи насекомых ее замутило. Хотя у нее и без блох дел невпроворот, нельзя содержать бабулю в антисанитарии.

– Достали! – сообщила девушка пустой гостиной, блохам и размеренному свистящему дыханию бабули, спящей в соседней комнате.

За окном занимался серый рассвет. Наима распахнула входную дверь и опустилась на крыльцо, часто дыша, чтобы унять тошноту с привкусом смерти. Желудок скрутило от ужаса. Перед глазами стоял заголовок из ярко-малиновой листовки, которую управляющий Боб наклеил на доску объявлений: «ОБРАТИТЕСЬ В БЛИЖАЙШУЮ БОЛЬНИЦУ, ЕСЛИ У ВАС…». Боль в желудке упоминалась среди основных симптомов, после стойких головных болей и двоения в глазах.

С тех пор прошел месяц. Боб уехал, а на двери больницы повесили массивный замок. Малиновая листовка едва виднелась в мутной дымке, которая накрыла район гигантским сепия-фильтром. Горы Сан-Габриэль, расположенные всего в паре кварталов от Футхилл-парка, застилала пелена бурых облаков. Солнце напоминало желтый мохнатый шар, тускнеющий с каждым днем. Вот вам и хваленый калифорнийский климат. Наима приноровилась ко всему – к запаху гари, к раздражению в глазах и в носу, к вечерним приступам кашля, – кроме унылой серой мглы. Каждое утро она встречала с надеждой на ясную погоду, но небо только сильнее затуманивалось, как будто глаза теряли зоркость.

Блохи, по крайней мере – решаемая проблема.

Ирония судьбы: изначально Наима осталась в городе, чтобы не тревожить бабулю. А теперь вынуждена ее перевозить, но уже без помощи соседей, военных или полиции. Расплодившихся паразитов не брали никакие средства; Наима извела целую банку инсектицида, отравляя и без того токсичный воздух. Бабуля всегда говорила, что при такой куче животных в доме вывести блох нереально. Наима росла здесь с четырех лет и сама чувствовала себя очередным питомцем.

На пустынной улице чернели окна соседских домов. Машин не осталось – только пара ржавых остовов, изуродованных до неузнаваемости. Неделю назад в район ворвалась буйная компания на ревущем мотоцикле. Налетчики орали и забрасывали одежду на ветки деревьев. Наверное, малолетки резвятся, решила Наима, но на всякий случай спряталась. На пальмах у дороги до сих пор висела футболка и потрепанные синие джинсы.