Например, вот заключение квалифицированного рецензента – необычное, но не такое уж редкое – о статье, поданной в научный журнал Icarus: «По мнению обозревателя, эта статья абсолютно неприемлема для публикации в Icarus. Она не основана на объективном научном исследовании и в лучшем случае является некомпетентными рассуждениями. Автор не сформулировал предпосылки, выводы неясны, неоднозначны и безосновательны, ссылок на подобные работы нет, обозначения на рисунках и в таблицах нечеткие, и автор явно незнаком с основной научной литературой…» Затем рецензент продолжает подробно обосновывать свои замечания. Статье бы отказано в публикации. Такие отказы считаются благом как для науки, так и для автора. Большинство ученых привыкли получать (немного в более мягкой форме) критические отзывы от рецензентов каждый раз, когда они подают статью в научный журнал. Почти всегда критика полезна. Часто исправленную статью, в которой были учтены эти замечания, впоследствии принимают для публикации. С другим примером открытой критики в научной литературе по планетоведению заинтересованный читатель может ознакомиться в «Комментариях к “Эффекту Юпитера”» (Comments on The Jupiter Effect) Дж. Миуса (1975)[54] и комментариях в Icarus.

В науке жесткая критика более конструктивна, чем в некоторых других сферах человеческой деятельности, потому что в науке есть точные стандарты приемлемости, согласованные между компетентными практиками по всему миру. Цель такой критики – не подавлять, а поощрять продвижение новых идей: те, что выдерживают скрупулезную скептическую проверку, получают шанс оказаться верными или по крайней мере полезными.

Фурор в научном сообществе вызвала тема исследования Иммануила Великовского, особенно его первой книги «Столкновение миров» (Worlds in Collision), опубликованной в 1950 г. Я знаю, что некоторые ученые были возмущены тем, что нью-йоркские литераторы и редактор Harper’s сравнивали Великовского с Эйнштейном, Ньютоном, Дарвином и Фрейдом, но это негодование вызвано слабостью человеческой природы и не является суждением ученого. В человеке зачастую присутствует и то и другое. Другие были обескуражены использованием индийских, китайских, ацтекских, ассирийских или библейских текстов для подтверждения чрезвычайно нетрадиционных взглядов в небесной механике. Также, я подозреваю, не многие физики или специалисты по небесной механике свободно владеют такими языками или знакомы с такими текстами.

Лично я считаю, что, каким бы нетрадиционным ни был процесс обоснования или какими бы неприемлемыми ни были заключения, это не повод подавлять новые идеи – тем более в научном сообществе. Так что я был очень рад, что Ассоциация содействия развитию науки провела обсуждение «Столкновения миров», в котором принимал участие и Великовский.

Заранее читая критическую литературу, я с удивлением обнаружил, как ее мало и как редко в ней рассматриваются главные пункты работы Великовского. На самом деле, похоже, ни критики, ни сторонники Великовского не читали ее внимательно, и я даже, кажется, нашел несколько случаев, когда сам Великовский не читал Великовского внимательно. Возможно, публикация симпозиума ассоциации (Goldsmith, 1977), а также данная глава, основные выводы которой были представлены на симпозиуме, помогут прояснить эти вопросы.

В этой главе я сделал все возможное, чтобы критически проанализировать работу «Столкновение миров», чтобы подойти к проблеме и с точки зрения Великовского, и с моей, то есть все время помнить о древних сочинениях, на которых основываются его аргументы, но в то же время противостоять его выводам, используя факты и логику, которыми я располагаю.

Основной тезис Великовского заключается в том, что главные события в истории и Земли, и других планет в Солнечной системе объясняются катастрофизмом[55], а не униформизмом. Эти причудливые слова используются геологами, чтобы подытожить главный спор, который они вели в период зарождения их науки и который, видимо, разрешился между 1785 и 1830 гг. исследованиями Джеймса Хаттона и Чарльза Лайеля в пользу униформистов. И названия, и теории этих двух течений напоминают знакомых предшественников в сфере теологии. Униформисты утверждают, что рельеф Земли образовался под воздействием процессов, которые мы можем наблюдать и сегодня при условии, что они происходят в течение чрезвычайно длительного времени. Катастрофисты утверждают, что достаточно небольшого количества катастрофических событий, занимающих гораздо меньше времени. Катастрофизм поддерживали в основном те геологи, которые признавали буквальную интерпретацию Ветхого Завета и в особенности повествование о Ное и потопе. Ясно, что бесполезно оспаривать точку зрения катастрофистов, утверждая, что мы никогда не видели таких катастроф в течение нашей жизни. Эта гипотеза подразумевает только редкие события. Но, если мы способны показать, что процессы, которые мы все можем наблюдать сегодня, происходят достаточное длительное время, чтобы сформировать рельеф или явление, о котором идет речь, тогда по крайней мере нет необходимости в теории катастроф. Очевидно, что и униформистские, и катастрофические процессы могли происходить – и почти определенно происходили – в истории нашей планеты.

Великовский утверждает, что в относительно недавней истории Земли произошел ряд небесных катастроф, были угрозы столкновений с кометами, малыми планетами и большими планетами. Ничего абсурдного в вероятности космических столкновений нет. Астрономы в прошлом не колеблясь использовали столкновения для объяснения природных явлений. Например, Спитцер и Бааде (1951) предположили, что внегалактические радиоисточники могли появиться вследствие столкновения целых галактик, содержащих сотни миллиардов звезд. Этот тезис сейчас опровергнут не потому, что космические столкновения невероятны, а потому, что частота и свойства таких столкновений не соответствуют тому, что сейчас известно о подобных радиоисточниках. Все еще популярная теория источника энергии квазаров связана с многочисленными звездными столкновениями в центре галактики, где в любом случае катастрофические события должны быть обычным явлением.

Столкновения и катастрофы являются неотъемлемой частью современной астрономии, то же самое касается и прошлого (смотрите эпиграфы в начале этой главы). Например, в ранней истории Солнечной системы, когда, возможно, в нее входило намного больше объектов, чем сейчас – включая объекты с эксцентричными орбитами, – столкновения могли происходить очень часто. Лекар и Франклин (1973) исследовали сотни столкновений, произошедших за период только нескольких тысяч лет в ранней истории астероидного пояса, чтобы понять нынешнюю конфигурацию этой области Солнечной системы. В другом научном труде под названием «Столкновения комет и геологические периоды» (Cometary Collisions and Geological Periods) Гарольд Юри (1973) проанализировал ряд последствий, включая землетрясения и нагревание океанов, которыми может грозить столкновение с Землей кометы со средней массой около 1018 г. Происшествие на реке Подкаменная Тунгуска в 1908 г., вследствие которого в этом месте оказался повален сибирский лес, часто приписывается столкновению с Землей небольшой кометы. Испещренные кратерами поверхности Меркурия, Марса, Фобоса, Деймоса и Луны ясно свидетельствуют о том, что в течение всей истории Солнечной системы происходило множество столкновений. В идее космических катастроф нет ничего необычного, и эта точка зрения была общепринята в физике Солнечной системы, по крайней мере в исследованиях лунной поверхности конце XIX в., осуществленных Г. Гилбертом, первым руководителем Геологической службы США.